Поэзия

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот тридцать второй опус

Тушью савскою нощь обведем,
Апронахи кровавые снимем,
Несть Звезды, а ея и не ждем,
Несть свечей, но пасхалы мы имем.

Се бессмертие, се и тщета,
Во пирах оглашенных мирили,
Чаша Лира вином прелита,
В нас колодницы бельма вперили.

Яко вечность бывает, с венцов
Звезды выбием – тьмы ледяные
Освещать, хоть узнают певцов
Нощно дочери их юродные.

Пятьсот тридцать третий опус


Петербург меловницы клянут...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот тридцать четвертый опус

Яшма с золотом, блеклый нефрит
Иль опалы: еще бриллианты
Льнут к столам и черника горит,
А в салатницах майские фанты.

Девы грезили век об ином,
Все у юной томятся Киприды,
Белошвеек напутствует гном,
Тушь платков гасят желтию Фриды.

Тех ли Ад роковой посещал,
Цесаревнам коньяк соливали
Те ль Гиады, каких и прельщал
Цвет августа под мраком вуали.

Пятьсот тридцать пятый опус

Серебро, это желть серебра...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот тридцать шестой опус

Славен пир и велик отходной,
Персть ночная меловниц ворует,
Столы яств и юдоли земной
Кто вкушал, ныне звезды чарует.

Се емины златые от вей
Белоликих царевен уснувших,
Мы и сами альтанок мертвей,
Дней не помним и теней минувших.

Яко свечки затеплит август,
Как лилеи еще отемнятся,
Излием со всемраморных уст
Желть и хлеб, кои ангелям снятся.

Пятьсот тридцать седьмой опус

Цита, Цита, о хвое таись
И серебро...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот тридцать восьмой опус

Полон стол, на фаянсовый мрак
Белых яств титул царский низложен,
Шелк пеёт, веселится арак,
Чудна сельдь от лавастровых ножен.

Ах, соникнем, соникнем ко мгле,
Чтоб рубинами выбить макушки,
Щучьи главы, мерцайте с шабле,
К вам ли прянулись мертвые ушки.

Нас лишь бей, тусклый ядъ веретен,
Овиемся червицей альковной,
Пусть влачат златопевцев меж стен
Во тлеющейся пудре церковной.

Пятьсот тридцать восьмой опус...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот сороковой опус

До сирени во сенях витых,
До пенатов и как дотянуться,
Хоть виждите отроков святых
О тенях, сколь всепоздно вернуться.

Ах, порфирный безумствует май,
Ах, цветницы, цветницы блистают,
Кто успенный, сирень вознимай,
На венки нам ея заплетают.

Столы эти лишь отроцев ждут,
Круг сидят в опомерти родные
И места их пустые блюдут,
И сирени каждят ледяные.

Пятьсот сорок первый опус

Преведем золотыя каймы
Вдоль бордовых...

По английски радио мяукало,
Голос вкрадчивый, дурманил словно хмель.
Песня то — стонала, а то ухала,
Пела в такт ей, за окном капЕль.

День весенний за окном больницы,
В него солнцем, ласково глядел.
Луч его, в глаза мне сквозь ресницы,
Не спросившись, посмотреть посмел.

Весны запах, душу будоража,
В тишь палаты, в форточку проник.
Ветер в клочья, тучи порвав сажу,
От неё, очистил солнца лик.

Весны первенец, весёлый март, ручьями,
Спел что вновь, её мы дождалИсь.
Приласкав мир...

Эх, надкусили яблочко,
Да бросили на пол.
Эх мама-мама, мамочка,
Я не туда пришёл.

Эх, шёл-бежал за благом,
В далёкие края.
Промчался счастья рядом,
Его не видя, я.

У подворотни парочка,
Целуется — пройду.
Эх мама-мама, мамочка,
Не знал я что найду.

Не знал я, ох не ведал,
Что мне готовит даль.
Не знал, что за мной следом,
Идёт моя печаль.

Эх, надкусили яблочко,
Да просто так — без зла.
Осталась фотокарточка,
А мама.... - умерла.
Э...э..- эх, мама-мама, мамочка...

Вокруг значительных культурных дел,
как водится, немало собирается
особенно уродливых нагромождений.


Всё препятствующее, коль уж нельзя убрать со своего пути,
можно служить заставить хоть бы и ступенями подъёма.


Наверняка нельзя будет и к пониманью истины
когда-нибудь прийти,
если на пути к ней не держаться только правды.


Обычно, заслоняя в споре истину собою,
заблуждения выходят на передний план.


Правда никому не служит,
чем и покоряет самых свободолюбивых из людей...

Любое действие приносит всё же свою пользу,
однако, будучи лишь доведённым до конца.


По существу, не что иное,
как лишь наши собственные ограниченные представления о мире
больше всего и заслоняют нам его же бесконечный горизонт.


Когда из сердца изгоняется любовь – на пьедестале
её место вскоре занимает только чувственность.


В отдельных случаях
можно судить о мудрости произнесённой речи
и по не сказанным словам.


С "благоприобретёнными" привычками людей, увы,
часто уже...

Исключительно страх перед Богом
никого ещё не останавливал доселе от греха.


Воистину, жизнь предстаёт нам
тем лишь многогранней и прекраснее ещё
известной калейдоскопичностью своих
неповторимых и неисчерпаемых возможностей!


Не так приходит мудрость к нам с годами,
как обращается к ней ум.


Кто хочет сдвинуть мир, должен врасти ногами
в нём же в собственное место.


Кто тонко чувствует и почитает красоту –
бывает близок уж к тому,
чтобы постигнуть сущность истинную жизни...