Поэзия phone

Окутаны тропы вечерней прохладой....
На свет, обжигаясь, летят мотыльки.
А зори, а зори чаруют усладой
Души вдохновения жизни-реки.

Лазорево небо, зовущие звёзды,
Иллюзий, сокрытые в нижних мирах,
Ведут за собой мотыльковые годы,
Пока не рассеют иллюзии в прах.

Хоть принцип один, но законы иные
Космическим ветром щекочут мозги.
С Любовью смотрю на луга заливные,
На тех, кто с иллюзии строит мосты.

Поэзия душ поведёт их на волю,
Оковы снимая одни за другим...
Счастливой дороги...

Чтобы согреться, но не растаять – нужна боль,
романс, спетый сорванным горлом в разряженном воздухе,
роза, выкованная из железа пустынной зари на приволье
слезящихся глаз, уставшего слуха и позднего
понимания и смирения. Чтобы найти и не потерять –
нужно уметь отпустить, нужно уметь принять
чужую свободу, как собственный голос, учиться терпению
у седых тополей и мрачных дубов вдоль дороги осенней,
пропитанной солнцем разлук. Чтобы замерзнуть –
нужно было иметь когда-то тепло, поэтому в...

Осколки памяти любви –
мои книги – моё отчаянье.
Обезболивание сновидчеством –
поэзия не пишущих, но видящих, видящих иначе
медные колокольчики слов,
узоры междустрочий.
Я, словно песок на раскалённых дюнах пустыни,
о, душа – миф на мифе, жертвенный алтарь слов,
прекрасные раны восхода солнца на теле строки;
о, сердце, отдающее, не требующее ничего взамен,
и имеющее, поэтому, всё,
давай сделаем это красиво –
посадим цветы, рассыпав жемчуг в саду,
как когда-то бог-созерцатель...

Мое любимое времяпрепровождение –
заходящее, умирающее солнце.
Я всю жизнь учился умирать,
но так и не поверил в смерть.
Настоящая вера – полное одиночество,
для нее, даже одного желания – много.
Знаете, пока будет красота, боль
и надежда – будет и поэзия.
Мое любимое произведение – ночь.
Я всю жизнь всматривался в металлическую дымку созвездий,
но так и не поверил в неодушевленность материи.
Настоящая жизнь, точь-в-точь,
списана с воды, струящейся с камня потерь
и возвращений к...

Понимаешь, такая любовь
В виртуальное сердце нахлынет
За талант, за тепло добрых слов,
За поэзию душ… как обнимет…
Я не выйду встречать на порог,
Не смогу насладиться беседой –
Столько миль за сердечностью строк
Отзывается праведным светом…
Бог мне дал на мгновенье объять
Мудрость тех, кто с пером вынет душу,
Я готова следы их терять…
Оставляя потери той стужу…
Благодарна друзьям и врагам,
Благодарна Великому Богу,
Что дает столько силы устам
И творит неземную дорогу…
Благодарна...

Ночная музыка, она же – поэзия,
как вино наполняет сосуд души,
но как много готовых сопротивляться,
и тогда, я топлю в ладонях мартовский снег,
на котором кувшинками прорастает безмолвие,
словно твои слезы, при первой встречи,
после шести лет разлуки;
в их зеркальных осколках – твоя слабость,
бархат зимнего солнцестояния,
твое вешнее дыхание на лепестках розы,
твой голод, твои серебристые сонные волосы на подушке,
и твои истории, ведущие
летоисчисление ночной музыки.

Уходят артисты,
прощаясь глазами.
Мы плачем душою,
а не слезами.
Их всех перечислить
уже невозможно.
Их роли в кино
глубоки и так сложны.
Про них говорили –
таланты от Бога!
И нет у поэзии
нужного слога,
Чтоб выразить
значимость их, высоту
И с ними ушедшую
чью-то мечту …

Седая улыбка песка в молодой и невинной печали зеленой волны.
Ночь чарующе плыла смуглым блюзом луны,
морская соль оседала жемчугом на руках.
Любовь проникала в поры уснувших окон,
играла под звёздами оттенками прибрежного бархата.
Лиловый шар неба скрывал две тени,
застывшие пунктиром невыносимой надежды.
Чёрные лапы кипарисов освещали тьмой потускневшие шаги;
линии движений плавно перетекали в тёплый пейзаж;
в шёлковом покрывале взгляда нежились последние лучи
чуть видимого света...

Здесь было вечное похмелье, как синоним вечной поэзии.
Перламутровый рубец её губ на моей щеке напоминал
об умирающем солнце в медно-бронзовой чаше вечернего моря.
Медовые судороги полумесяца падали сахарной пудрой к ногам.
Лёгкая скатерть ночи расстилала ветреную вязь,
замешанную на аромате сладкого объятья.
Бледная тропинка извивалась ленточкой
ненавязчивого дождливого щебетания родников.
Мимолётные звуки разбегались соцветием волн.
В глубине, сияющих сумраком глаз,
отражался...

Ночь…Лучшая поэзия – мурчание кошки,
свернувшейся клубочком под левым плечом, у застывшего,
лунным светом, сердца. Эта ночь – больше всех слов –
это время гремучей змеи, хозяйки пустыни, на коже которой,
отпечатались мягкие звёзды – кошачьи следы. Дорожки
и ручейки тусклых, шепчущих штор, вышитых
летним ветром – проводники строк,
брошенных ненароком чёрно-индиговой пеной моря,
кипящего любовью к стихам;
здесь лучшее четверостишье – забвенье, разделенное с горным
колодезным эхом...