Плаву

Автору не занимать уменья,
Нарисован вовсе не пейзаж:
Девушка, в порыве вдохновенья,
Занесла горящий карандаш!

Холод, равнодушие и скука,
Отступайте - карандаш горит!
Прошептал я автору рисунка:
"Словно кто-то близкий говорит:
«Вы слова на ветер не бросайте!
Вы живите ярче и быстрей!

Карандаш от сердца зажигайте,
Чтоб «глаголом жечь сердца людей»,
В беспросветном неуюте ночи,
Прогоняйте леденящий мрак!»
Автор (молодая, между прочим)
Отвечала, удивившись, так:

«Жечь и...

Любовь земными мерками мерить нельзя:
Она не быт, не государство и не семья,
Не родина и не профессия.
Ей сосуда не подобрать,
Вне суда она, рока, закона и долголетия.

Любовь – дыхание древнего очага,
Что Двенадцать Богов вкруг Себя собирает.
Тьмою плавятся зеркала, закипает река Рукава,
Мириадами вечности сотканы Млечности.
С черной материей вечна борьба…

Вздох окна вглубь ядра, что зовется седьмым Небом.
Роза черная на паркете в доме Бога-Сириуса
И пурпурная мгла на рассвете...

Ответь Создатель, я ль для неба создан?
Но если нет, скажи зачем,
Мне взгляд небес зовущий подан?
Где птицею хочу парить над всем?

В деталях рассчитал полёт,
Продумал, взвесил и измерил,
Но разве тех безумство ждет,
В полётов жажду, кто поверил?

Всё так банально на Земле!
И перемены как улитки,
Как червь я ползаю во мгле,
Чтобы связать идеи нитки.

И вот я выше облаков,
Я там, где Солнце всё сжигает,
Где Разум Мира без оков,
Таких как я уничтожает!

Чем выше я над гладью...

По пескам прошли скитания,
Славят гонки в Мавритании.
Как с обложки, на показ,
Держит мазу наш КамАЗ.

Эй,державы,ново моды,
Где же ваши авто боты?
Наши,во как радуют,
Жаль,пока не плавают...

В воде нет слёз, сыро и мокро, без грёз и на-
дежд, не прожить нам и дня, так думали, сом
и два пескаря, немы, они, тленны, они телепа-
ты, (мысль посылали друг другу), крылаты, пл
ыли по кругу, (из одной рыбьей головы в дру-
гую), темно, под корягой и звёзд здесь, (там),
нет, (в пруду), тут раки и плавают здесь чер-
епахи, ничто нас не ждёт, (лишь выдра иль уж
проплывёт), а пища, различная нам снизойдёт,
и на крючок попасть нам легко, ведь лохи, шу-
ты и паяцы, мы, скоморохи...

Отблеск открывшихся глаз,
Света лоскут у подсвечника:
- Прогоните домой звонаря!
Моего он пугает младенчика,
Слушавшего не псалмы,
А молчанье сверчка из запечья...
Сонная одурь беды,
Пристально - не человечьи,
Смотрят с киота зрачки
На частокол многосвечья.
Скрип ободряющих слов,
Пальцы на мягком предплечье...

Взять бы на руки теперь,
В синие, тонкие губы
Вбить повлажневший сосок.
Не умирая покуда
Помнить приснившийся холм
Из неоттаявшей глины,
Слушая с ужасом свист
Рвущей...

Но сквозь войну и морок адов
и вопреки бушующей стихии,
Душа рождается в землянах,
как солнце плавит льды алмазами воды,
смывающей следы кровавых распрей,
стирающей границы между видимым и тайным.
И тело подчиняется Душе.
Душе же тела мало, она владеет миром всем,
Реальность сердца утверждая.
В ядре же сердца пульсирует Любви святая бесконечность,
на чистом листе жизни сотворяя
новую мандалу Любви,
кругами расходящуюся в жизнь Вселенной.
И Дух склоняется к Любви.
Грехи же...

Две тени хотели друг с другом проститься,
Устали бессонно за счастьем влачиться.
Ведь все, что творится, им только снится,
Но светом Мане опоясана встреча
И длится и длится… в себя пропадая.
Две тени крадутся за другом,
Тихонько и безоглядно ступая,
Не понимая, что сущность одна между ними, Иная.
Две тени, как пламени два от одного фитиля,
Фитиль тот в ядре, а в центре ядра – великая пустота.
Две тени, сливаясь в полуночном поцелуе,
Рискуют стать сутью чудною…
И плавятся зеркала в...

Чем-то высь далекая напугана,
Или все нелепое вранье.
Над районным городом Кольчугино
С криками нависло воронье.
Что они раскаркались и просят
В этом знойном с засухой году.
Эти птицы счастья не приносят
В мой ли дом,
В чужой ли, – но беду.
Потому и небо внемлет строго,
Потому и плавится закат.
Над рекой,
Над полем,
Над дорогой,
Все они недоброе кричат.
Жить легко не часто удается,
Но всегда спокоен от того, -
Мать жива,
Любимая смеется,
Больше и не надо ничего.
Радости...

А на Липовой горе,
В том промозглом октябре
Дули чай, глазели в окна
Из двухкомнатной норы.
Липы – бред, ребячьи враки,
Раньше там живали раки,
Свиснул рак – и нет горы!
Бог судья тому преданью,
Согревало нас свиданье,
Восклицанья: "Помнишь, помнишь!"
И табачный плавал смог.
Помнили наполовину,
Да у ног вертелся псина –
Бледно-пепельный щенок.
Что нам непогодь да стужа,
Времена бывали хуже.
И Ростов, к тому ж Великий,
Не звонил в колокола.
Но и это нам не горе,
Питие в любом...