Письма

Яков Есепкин

«Стихотворения из гранатовой шкатулки»

Каверы


XXI

Се вечерии с Иродом, тьма
Сукровичные вишни оплавит –
И превьется о хлебах сурьма,
Аще пурпур бессмертие славит.

Утром слуги отмоют полы
И винтажие мраморных лестниц,
И ярким алавастром столы
Вновь уставит хор юных прелестниц.

Нас камены сюда завлекли
Чтить всетаинство смерти, на хвою
Льется мгла, по какой и вели
Их к письма гробовому сувою.


XXII

Потемнели яркие сады,
Сон юдоли тоску навевает...

ДТ – 75 второго, такого, поколения…
Тракторного волгоградского завода!
Машиной такой, совхозов снабжения…
Чтоб трактор в полях сутками работал.

В нелёгком труде славу себе заработал!
Его прозвали министр с портфелем,
А тракторист не доделки часто штопал…
Кто трудился на нём любой расскажет.

Хотя трактор себя в Союзе оправдал!
Трудился сутками в полях, не уставал
И пахал, и культивировал он землицу…
Да! Засевал на ней… золотую пшеницу.

Кое где он и по сей день на поле в труде...

Буквы к буквам легли, словно в клин журавли,
Тихой грустью на клапан конверта.
Не теряясь в пыли битой взрывом земли,
Ты «лети», «возвращайся с ответом».

И на бисере слов расцветает любовь
На тетрадном листочке в линейку.
Почтальон даже в бой носит письма порой,
Находя среди взрывов лазейку.

Любовь в круговерти
войны.
По судьбе адресат
вне игры...
Не напишет ответ,
И в кармане невскрытый конверт.

Взрыва огненный всплеск. И на будущем крест.
Выдал травмы войны злобный гений...

На свежем воздухе намного легче дышится,
Порой приходят мысли здравые ко мне.
Зимою раньше пробегали мимо лыжницы,
Но снега нет, за что претензии зиме.

Гулять по парку всё равно не прекращаю я,
И местных белок с рук кормлю по вечерам.
Они, конечно, без меня не отощали бы,
Но всё же рады ожидаемым дарам.

Морозов нет, давно тепло стоит на улице,
Похоже, осень превращается в весну.
От солнца яркого приходится зажмуриться,
Вот-вот эмоции блаженства захлестнут.

Последний раз на...

Доброволец, солдат и защитник!
Долг и совесть зовут на войну!
Правда, вера и воля зашиты
духом предков в характер, в страну.
.
Алой, смелой российскою кровью
оросили герои поля!
Вновь окопными потом и солью
пахнут письма в родные края.
.
А обратно жена и детишки
шлют приветы с молитвой: Вернись!
Повзрослели девчонки, мальчишки…
Доброволец, защитник, держись!
.
Береги себя, слышишь? И помни:
Ты – спасение нашей страны,
Русь Святую, российские корни
для грядущих победой храни...

На том вокзале, где не встретились с тобой,
я провожаю наших слов недлинный поезд.
В нём уезжает несуразная любовь,
не став романом, не сложившись даже в повесть.
Перрон остался, так же скучен, как и был -
предтечей новых встреч, заложником разлуки.
Никто так медленно и долго не любил,
как не любили мы с тобой.
И наши руки,
совсем иззябшие, других коснутся рук,
поставив точку в окончанье злого жеста -
на миг разорванный, опять сомкнётся круг.
И нашим пальцам друг об друга не...

В былые годы родилась,
И "Комсомолкой" уважительно,
С любовью, ты людьми звалась,
Твои спецкоры были бдительны.

И отовсюду письма шли,
Потоки были нескончаемы,
И вести разные несли,
И были ими принимаемы.

Да, юность крылья создал'а,
Полёты были восхитительны,
И "Комсомольские" дела
Для многих были в свете Истины.

Чтобы в солидные попасть,
Сенсации теперь плодите вы,
И в том готовы растоптать
Все светлые мечты родителей.

Дух "Комсомолки" в вас угас.
Воров, насильников...

Такая странная игра –
ночные письма в два-три слова...
А ты похож на птицелова,
нет, на стрелка, что - влёт, с бедра.
Когда б имелось из кого,
ты, верно, выбрал бы другую -
без эскапад, недорогую,
без волшебства - как большинство.
Без написания стихов,
помадой на клочке бумаги
без болтовни ночной,
без магий
полутонов-полуштрихов.
Прохладный взгляд стеклянных глаз
и день и ночь один и тот же,
в метро, на кухне и на ложе,
для тесной клетки в самый раз.

Какая грустная пора...

В палитре красок акварельных жили семь цветов - красный, желтый, фиолетовый,
зеленый, голубой и синий.
И оранжевый цвет, лежал посередине.
Оранжевый был главный, в центре всех новостей,
любил всеми командовать, часто ворчал на друзей.
Им рисовали пожары, пламя в чугунной печи,
рыжих лисиц и листья, осень и кирпичи…
Желтый был молчаливый, любил рисовать цветы,
весенние одуванчики, солнца лучи,
золотые мечты.
Фиолетовый мрачно хмурился,
был нелюдимым тюбиком краски,
рисовал...

Мне разлука с тобой подарила щемящую грусть,
Всё, что вижу вокруг стало блёклым и даже чужим.
Твои письма храню до сих пор, помню их наизусть,
И, когда вслух читаю, мой голос немного дрожит.

Разделилась на до и на после привычная жизнь,
В одиночестве время совсем никуда не спешит.
Наши встречи последние в памяти слишком свежи,
Чтобы боль навсегда удалилась из гордой души.

Что же делать и кто виноват обсуждать не хочу,
Пожелаю удачи тебе и взаимной любви.
Не узнаешь меня, ведь...