Пища

ты спрашиваешь помню ли войну?
в каких мол, побывал сраженьях?
да было кое-что. хлебнул.
вот расскажу про окруженье.

на марше были мы. и вдруг налет.
смешалось все вокруг.
нас окружили танки..
не более десятков двух
живых кругом остатки.

по лесу долго мы брели
недели две без пищи.
нас политрук вел рыжий.
вот лошадиный труп нашли.

он разложился уж. вонял.
и мы его кромсать.
а политрук ножи отнял
и мясо отобрал.

«вы ж сдохните, такую мать» -
орал он багровея.
стал...

Опять весна, опять апрель,
И значит позади зима.
Осталась позади метель,
Что все дороги замела.

Ещё б из сердца мне прогнать,
Ненастье, стужу и метель.
И боль что в нём живёт унять.
Боль от измен и от потерь.

Себе тихонечко скажу:
Терпи мой друг, ведь ты мужик!
И боль друзьям не покажу,
Безмолвным, будет души крик.

Как счастья вестник на балкон,
Ко мне сел серый воробей.
Пищит задорно что-то он,
И стало сердцу веселей.

Опять весна, опять апрель,
И солнце яркое взошло.
Я...

И вот он сделался
почтенным старикашкой.
Уселся с удочкой на белый
бережок,
и умиляться стал стрекозкам,
и с букашкой
повёл надтреснутый, как чашка,
монолог.

Ах, славная. Зачем тебе нектар?
Вот, погляди,
как стал я болен, стар.
И ты состаришься,
вертлявая букашка,
и жизнь закончится,
благословенный дар.

Чего ж ты лапками
по палочкам шуршишь?
Молчишь, болезная,
законченно молчишь.
Чего ж ты усиками
пристально вращаешь?
Ан, ни черта-то ты не понимаешь…

И вдруг букашка...

По небу барашки и кони
Неспешно пасутся и щиплют
С лучистой лазури-ладони
Прозрачно-кудрявую пищу.

Пастух-непоседа жар-птицей
Весне подпевает свирельно.
Она, опуская ресницы,
Несёт созиданье в апрель нам.

Представьте прореху на небе...
Страшно?
Небо, всё синее и голубое, и тут -
Дыра.
Пространство.
Чернота.
Темное месиво.
Страстно
Кипящее весело.
Страх
Одолеет сострадающую Душу.

Вспомним о Земле нашей, Матери.
Она вся в ранах.
Страшно?
В изъянах.
Казалось бы,
Целое
Тело.
А на деле -
Зеленое, синее, красное, белое - прореха.
Салатовый, сизый, огненно-желтый - прореха.
Везде рана,
Такая язвительная,
Такая живая,
На которую неприятно смотреть.

Так гиены разрывают убитую...

Однажды, в студеную зимнюю пору,
Сидел за решеткой в темнице сырой.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Вскормленный в неволе орел молодой.
И, шествуя важно, в спокойствии чинном,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
Кровавую пищу клюет под окном...

Гость незваный,
Что ты ищешь?
И кому готов сказать,
Что божественную пищу
Дарит любящая мать.

Только разными все очень
Вырастают с тех времён,
Там, где истиной молочной
Начинает жизнь разгон.

Наобум пришёл ты в гости,
Но я рад тебя принять.
В этом доме мало злости —
Здесь тепло и благодать.

Ты прошёл сквозь грязный город,
Там народ кишел в пыли,
И кругом сердечный холод
Поднимался от земли.

Ты поведал мне, что скоро
Образумишь города,
Равнодушие и горе
Нас покинут...

Пирамиду строит Фараон,
Погружая свой народ во сны.
В пирамиде — матрицы имен,
Среди них и затесались мы.

Камень к камню — на сближенье.
Так сближались мира судьбы.
Пирамида — суперпритяженье.
Улыбались Нефертити губы.

Накренилось бытие — весами.
Невозможное становится возможным.
Совместились разумы осями.
Обернулась сказка правдой, правда — ложью.

И стекается со всех концов земли
Всякое добро — вложиться в вечность,
Чтобы ощутить то, что Вдали,
Преодолевши бытия конечность...

В степи, за элеватором
трава растёт лохматая:
осока, да бурьян,
рогоза, да тимьян.
Болотце здесь – гнилое,
размером с пятачок,
кувшинки – с бурой кровью,
пять штук – на перечёт.
Гнилые у болотца
откинуты мостки,
а под мостками вьётся
клубок – то – червяки.
На досках трясогузка
танцует свой фокстрот,
на кочке грязной, узкой
букашек рой живёт.
Усталый путник разве
к болотцу забредёт,
но нету здесь колодца –
- дурную воду пьёт.
Находят бедолагу,
уносят на бугор,
и зарывают...

Печаль ночной случайной чайки,
Присевшей к камню, на ночлег.
От волн прохладных капель стайки
Стучат о камень. Может век?!

А может, два. Кто знает сроки?!
И понял кто их разговор?!
Быть может, чайке одинокой
Напоминают, не в укор,

О том, как взвившись ночью к звёздам,
Вдруг испугалась высоты
И устремилась к птичьим гнёздам,
К птенцам, наполнить пищей рты.

Как знать, о чём грустила чайка,
Не долетевши вновь до звёзд.
Шептались с камнем капель стайки.
Дремала чайка в брызгах...