Пейзаж природа

Природа – не дура и Бог – не калека
Игорь Тальков

Атеизм считает всю ПРИРОДУ дурой,
А Теизм из БОГА делает калеку,
Образ бога в Нём - карикатура,
Ибо по себе людьми Он лепится от веку.

***
Природа женщину задумала красивой,
Но чёрт науськал видоизмениться -
Богиней стала вдруг себялюбивой,
Что дураку осталось лишь жениться!

За деньги вшила силикона в груди,
От губ раздутых говорить не может -
С фальшивыми бровями вышла в люди,
Считая - крЫсата всегда поможет!

Наклеив когти, их покрыла лаком,
Парик напялила трёхцветного оттенка -
И ловит олигарха с чёрным фраком,
Ей ни одна в бою не конкурентка...

Какого чёрта нужно так беситься —
Кто право дал уродовать...

Последний холод на кармине щёк,
последний выдох гаснущей метели,
солома солнца, облаков мешок,
тряпьём прикрывший бирюзу капели.

Весенний снег и вечная тоска
над тишиной аллей в пустынном смоге,
и сухость губ, и серебро виска,
как сон луны, застывшей над порогом.

Туман прибился к стёклам, словно тень,
раскрасив утро в розовую слякоть,
матроска света падает в постель,
бросает солнце ржавой баржей якорь.

Последний крик, последний посошок,
суглинок неба под ногами ветра,
и...

Глубоко вошла в песок, плотно,
Старая лодка,
Дряхлая лодка.

Заплатка на заплатке,
Заноза на занозе…

Море в лихорадке.
Берег – в пене.

Осень.

______________

Лазурно-синий вечер
Твой гибкий стан и плечи
Тускнеющий ландшафт
Вино и брудершафт
Прибрежный бриз умерен
Приметен в лунном рейде
Кораблик лунь манящий
К прекрасности твоей…

Двухмачтовый рангоут
Внушительный шпангоут
Бегущий такелаж
И весь кораблик наш
В глазах микроны-свечи
Зажжённый стан и плечи
В овациях изяществ
Вибрация морей….

03. 11. 16

Я угадала неба цвет,
Рисуя на мольберте старом.
Там незатейливый сюжет
Как облака бегут устало,
Как вереницей лебедей
Они плывут за солнцем белым, -
Нарисовала без затей
На красках четким белым мелом.

Зовут их белые миры,
И, как в пуху лебяжьем, птичьем,
Зима легла на верх горы
В своем задумчивом обличье.
Укутав в белое леса
После недавнего бурана,
Где стаял снег - там спит земля,
Как недовязанная рана.

Я угадала краски дня,
Зимы больной оцепененье,
И цепей гор, как...

Все было пасмурно и серо,
И лес стоял, как неживой,
И только гиря говномера
Слегка качала головой.

Не все напрасно в этом мире,
(Хотя и грош ему цена),
Покуда существуют гири
И виден уровень говна!

Дрожит ладонь простого листика
В объятьях ветра беззаботного,
И этой дрожью дышит мистика,
Под вечер вспрянувшая отнова.

А на коленях камня брежного,
Речными струями обвитого,
Столь много дивного, небрежного,
Столь мало строгого, избитого.

И в трелях пенья соловьиного,
Столь милого и чисто птичьего,
Есть свет сказания былинного
И звуки сюрреалистичного.

На рассвете землисто-ягодном,
В затуманенном пекле холода,
Солнце выкатило глазные яблоки
На лесные горбатые копья.

Как белье, простирало ветром,
Облака, до пружины судорг,
Холодеющим потом рассвета
Набухали холмов бледных груди.

И лебяжьей росой душило,
Свежесть света брела бродягой,
На стекле речных глаз застыла
Погребенная ливнем коряга.

На рассвете, увядшем в дыме
Одиноких полей и пашен,
Как кровавой слезой рябины,
Расписалась душа за пропащих.

Поздний и тихий вечер
Серой окутан дымкой.
Теплятся трубы как свечи.
В небо, струясь паутинкой.

Пенится отблеском дальним
Свет забродившей зари.
Ветер, игривый и пьяный
Льётся в глаза мои.

Сизые сумерки веют
Пряной листвой и прохладой.
Я ни о чём не жалею,
И ничего мне не надо!

Чувством большим и ранимым
Сердце томится в избытке!
Сеет свой свет на равнины
Месяц... И я у калитки.