Память реквием

Что-то память работать не хочет,
Небывало пуста голова.
За плечом чья-то птица клекочет,
Выпевая чужие слова.
Не о том всё,
И всё не об этом.
Да и сам-то о чём, не пойму.
Я уже между тьмою и светом,
Недоступен почти никому.
Нет меня.
И метель, завывая,
Воет так, как и в прошлом году.
Что-то будет, а что и не знаю.
И пока что, на ощупь иду.
Эта страшная сладкая мука
Перемешана с давней тоской…
Всё моё – от неясного звука
До последней в строке запятой.
2004г.

Тяжела ты, любовная память,
мне б в дыму твоём сладком сгорать,
и твоё долговечное пламя,
в бесконечном плену не познать!

Я в забвенье укроюсь, пьянея,
и слезами умою покой,
повернуть бы прошедшее время,
оборотной своей стороной!

Ты всё дальше, во сне отрешённом,
и меж нами разорвана нить,
Боже, в мире тобой сотворенном,
дай мне горького яда испить!

Сотвори, чтоб я стала немою,
просветленной чужою виной,
и святою, крещенской водою,
мою душу, безмолвно, омой!

© 05.01.2014

Солнце жарит нещадно, под плюс пятьдесят,
И надежды войной искалечены.
А на склоне горы двое наших ребят
Пулемётным огнём изрешечены.

Им с утра приказали занять высоту,
Пулемёт на плечо – и на горушку.
Но спустя сотню метров на эту версту
Накатилося горькое горюшко.

Наверху уже ждал вас душманский расчёт
И патронами ленты набитые.
Пополам прострочил вас с горы пулемёт –
И упали вы, кровью облитые.

Разведрота внизу не смогла за часы
Головы приподнять для спасения –
Так лупили...

Богородское кладбище в грязном снегу.
Я туда не пройду и найти не смогу.
Ни имен, ни фамилий, ни дат…
Только матери в черном да свечи в руках,
И снежинки, как души – парят в облаках, -
Неизвестных, забытых солдат.
Богородское кладбище – дальше Москва,
Стен кремлевских бойницы, в размах синева,
Купола, позолотой увитые.
Далеки от державной кремлевской стены,
Неизвестные дети известной страны,
Неопознанные, позабытые.
Богородское кладбище – с краю кусты,
Сколько зренья хватает...

Винсент пишет пространные письма
брату Тео
да и всему человечеству заодно
из старого дома где уж нет никого
где кусочками мела
на стенах
нарисованы дверь и окно


***

с рассветом
оборвался сон
и лишь
осталось лежать на столе
неизвестно откуда взявшееся
белое перо писчее
с каплей крови на кончике


***

хватает неожиданно петлею
нехватка кислорода и любви
и оползаешь в одиночество порою
зови кого иль не зови...


***

когда понимания становится много
трудно что...

боль утрата пустота
с тишиною навсегда
с одиночеством навеки
и сжимаю плотно веки
на лицо роняя слёзы
вижу красочные грёзы
грёзы- сладкие мечты
сплош покрытые морозом
безымянной красоты...
где под сению листвы
мир в которой я однажды
неслучайно попаду...
и открыв глаза увидел
среди ночи и тиши
слабый нежный свет души
что под желтою листвою
наслаждалась красотой...
и звала меня к себе
чуть заметно улыбаясь
и наверное пытаясь
уходя бесшумно в даль
скрыть бездонную печаль...

Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,
Что их гонит в туманы и смутные дали опять?
Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый -
Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.
Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,
Всюду синее небо, но земли чужие милы?
Вот остался один над просторами Летнего сада,
А других в эти дали заморские сны увели.

И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,
Перекрестки России оставив давно за спиной,
Уносились герои к каким-то чужим...

Нить земная оборвётся...
В мгновенье всё прервётся...
Верь, встреча будет ещё!
Верь, Колокол позовёт!
Всех, Колокол соберёт.
Имя твоё назовёт…
Имя моё назовёт…
Всё просто так не пройдёт
Верь, всех Колокол соберёт.

А когда же всё свершится...
Сколь бездне не глумится...
Верь, бессмертную душу свою!
Верь, бессмертную душу мою!
Все спасёмся словом « люблю!»
Лишь о том тебя я прошу
Лишь о том тебя я молю
Пой эту главную песню свою.
Пой, и я тебе подпою …

Поэты уходят за миг до рассвета
И тают в тумане старинных зеркал.
И словно сгоревшая нынче комета,
Исчезла она, ничего не сказав.

Поэты уходят, взглянув обреченно
На лес и на снежное поле вдали,
И в душах усталых, всегда обнаженных,
Останется вечное пламя любви.

Как много и мало в тумане и неге
Они и не жили, дышали стихами,
О первой сирени, о небе , о снеге,
Поэты уходят, и там, за веками,

Лишь белое облако тихо растает
И канет куда-то в тревоги и сны.
И как нам сегодня их...

Солнце жарит нещадно, под плюс пятьдесят,
И надежды войной искалечены.
А на склоне горы двое наших ребят
Пулемётным огнём изрешечены.

Им с утра приказали занять высоту,
Пулемёт на плечо – и на горушку.
Но спустя сотню метров на эту версту
Накатилося горькое горюшко.

Наверху уже ждал вас душманский расчёт
И патронами ленты набитые.
Пополам прострочил вас с горы пулемёт –
И упали вы, кровью облитые.

Разведрота внизу не смогла за часы
Головы приподнять для спасения –
Так лупили...