Паденье

Миг рассветный улыбнётся,
Миру тихою зарёй.
В ней ласкает Землю солнце,
Нежной, алою зарёй.

Будет новый день и снова,
Будут свет и тени в нём.
Будет дело, будет слово,
И борьба добра со злом.

Будет данность и невнятность,
Будет замысел и путь.
Будет жизни красок яркость,
Взлёты и падений жуть.

День пройдёт и в ночь оконцем,
Будет вечера покой.
В нём пред сном умоет солнце,
Землю алою зарёй.

Дни заполнив суетою,
Собирает мир в года.
И не ведает покоя,
В них живое...

Прекратив падение отбил,
Встретив чашку пол, с неё эмаль.
Лучше б он, её совсем разбил,
Ей ущербной, жизнь теперь в печаль.

Не блиставшим яркой красотою,
Мир из-за щербин не станет злом.
Им, не обожаемым толпою,
Будет их щербинка пустяком.

Оболочкой суть не отражая,
Может обмануть взгляд внешний вид.
И плод яркий, сытость обещая,
Может быть смертельно ядовит.

И людей встречая по одеждам,
Провожают всё же по умам.
И не сбыться о большом надеждам,
В жизни тех, кто мал...

Ничто не может быть без ведома всевидящей Судьбы –
Ни случай, ни отдельный факт, ни стран подъёмы иль паденья.
В игре стихийных сил иль кажущемся хаосе борьбы,
Как и во всём, есть направляющая воля Провиденья.
И в наш действительно научный век не будут ли грубы
И примитивны на историю иные представленья –
Ведь уж одной причинно-следственною связью без труда
Весь Космос, словно монолит единый, спаян навсегда.

Не мне, судить каким я был,
Но и не вам, кем презираем.
По вашим правилам не жил,
На всё своих хватало сил,
Не гнался я за вашим раем,
И был любим и сам любил.

Не мне, учить как жить кого-то,
Меня учить — никто не будет!
Его не стану слушать просто,
У всех свой потолок полёта,
И я, и ты, и он — все люди,
И каждый, лучше других в чём-то.

Не мне, решать как петь другим,
И мне, не навязать мотив чужой!
Я голосом пою своим,
И лучше буду всем плохим,
Но это — голос настоящий мой...

В остановленном мгновении,
Душа заперта и ей,
Позабывшей о движении,
Стало время сном теней.

В нём, расплывчатом и сером,
Правит скучных догм закон.
И размыта в себя вера,
Пустотой со всех сторон.

Мал ничтожно мир мгновения,
И масштабы малы в нём.
Нет полёта — нет падения,
В точку, сжат его объём.

И душа стремясь на волю,
Рвётся ввысь, но не даёт,
Потолок взлететь и болью,
Оборвёт он ей полёт.

В остановленном мгновении,
Душа бродит средь теней.
И лишь в смерти...

Раньше знал высоту полёта,
А теперь глубину падения.
Раньше в мире легко и просто,
Жил, не зная цены мгновения.

Раньше всё решал без сомнений,
Отвечал или «нет», иль «да».
В своих истинность, верил мнений,
В их «всегда, или «никогда».

Создавал для себя кумиров,
И в незыблемость верил правд.
И им пыл чувств душевных взрывов,
Отдавал и не ждал наград.

Раньше мыслей и чувств порывам,
Верил и нараспашку жил.
И считая, что всё по силам,
Не желая того, грешил.

Раньше молод был...

Карета, на которой был привезён раненый князь, находится в экспозиции музея города Юрьев-Польский Владимирской области.
.

Карета. Молчалив свидетель
предсмертных мыслей и тревог.
Осины сентябрём раздеты.
Как чёрен лист лесных дорог.

***

Иверии потомок дерзкий:

геройский князь, пример солдат

и баловень войны почтенный...

Вот смерти подошла пора.

.

-- На всё решусь, иметь бы счастье

России славу увидать;

и крови до последней капли

не жаль виктории...

.
Ожидание святых пророков

источило ветхий долгий век;

под чертою длинных тленных сроков

искупится человека грех.

.

Возведённая в святых святая –

новый век рождается, грядёт –

по ступеням храма поднимаясь,

мир к спасенью Дева приведёт.

.

Здесь, под сенью тихою алтарной,

где хранитель с Богом говорил,

благодать небес коснулась тайной,

даром свыше Ангел озарил.

.

Навсегда ребёнка страх покинул,

и звезда надежды поднялась…

Промыслитель пропасть...

*
Владимирская Русь… Судьба
веками возрастала верой;
исконная горька мольба…
Церквей непреходящей мерой
отмерена на все века
дорога непреложной далью,
накрытая, как белой шалью, ––
лишь Богом навсегда крепка.
Введенский двухсотлетний храм
над снежною долиной русской ––
к тебе неторопливой, узкой
дорогой, как на небеса,
иду по заметённой жизни
к Отечеству, к святой Отчизне…
За два лишь полноценных века
увидевший расцвета время,
безвременье, насилья бремя ––
но душу, сердце...

Мистерий и сказаний таинство,
Уже как прежде не зовёт.
Уж всё-равно что в них скрывается,
Падений жуть иль ввысь полёт.

Стеклом застыла мутноватым,
Воды жизнь, став бездушным льдом.
Комком изломанным, помятым,
Душа уснула, вмёрзнув в нём.

Перебирает мир дней чётки,
На нити пасмурных времён.
И горький, словно глоток водки,
Вздох из груди, как-будто стон.

Грустить не буду — отгрустила,
Во мне моя душа давно.
Она уснув, чувств жар забыла,
И мне, всё стало всё-равно.

Всё всё...