Овечки

Царь Давид в своём жил доме.
В том, что всех своих врагов
Победил он, вклад огромен
Саваофа. Бесподобен
Он на фоне всех богов.

Царь сказал тогда Нафану
(Был при нём такой пророк):
«Дом мой не из целлофана,
А из кедра, кухни, ванны.
А ковчег Святой продрог,

Он в шатре ютится скромно,
Словно повар, что в обед
Челядь потчует скоромным,
Сам сидит на макаронах...
Как-то мне не по себе,

На душе аж засвербело...»
- «Что на сердце у тебя,
Начинай любое дело.
Про тебя в свои...

Аарону с Моисеем
Иегова дал наказ:
«Этот месяц всех главнее,
Первым будет он у вас.

Укрепит народ он в вере,
Ускорение придаст.
А язычников потери -
Нам не горе, а балласт.

В этом месяце линяем
За граничную межу.
Дабы вас не ущемляли,
Сам за этим прослежу.

Час отбытья от причала
Передаст с небес гонец,
В нём конец того начала,
Где прервется, наконец,

Цепь египетских страданий...
Страж сведёт вас до земли,
Где вы, пыль стряхнув с сандалий,
Молочка б испить смогли...

Вот закончилась моя отлучка.
Сотни километров – путь домой.
И летит потрёпанная «Жучка»
По таёжной трассе грунтовой.

Что же это? Может, злая шутка?
Встречный джип сейчас нас вгонит в гроб!
Кто же за рулём там, пьяный урка?
Скорость сотня, приямком лоб в лоб.

Я пожил немало, да вот только,
Глупо было бы разбиться так.
И водитель мой – нанаец Колька
Машет, мол, сворачивай, дурак!

Эх, красиво тот идёт на джипе:
Пыль за ним из снега будто шарф.
Где ГАИ? Сказать бы им: «Держите...

Речь опять пойдёт об Иегове,
О делах глубокой старины.
Установки Бога племенного
Для любой религии верны.

В поселеньях скотоводов древних,
Как сейчас почти без перемен,
Не было у населенья денег,
Натуральный царствовал обмен.

С разницей от наших безлошадных
На дворах дымился тёплый кал,
И законы были беспощадны
К тем, кто глаз на ту скотину клал.

«Кто вола скрадёт, на всякий случай
В город уведёт, а там продаст –
Пять волов отдаст, когда прищучат,
И ответит за вола в пять...

Взял Израиль всё своё без остатка
В путь и в Версавию свёз,
Богу отца своего Исаака
В жертву барана принёс.

До государств, их полиций, законов,
Жить не дающих совсем,
Каждое племя другим без урона
Свой почитало тотем,

Дух возводило до статуса бога.
Тот среди прочих богов
Жил, никого не цеплял и не трогал,
Был лишь со смертным суров.

В рамках приличий общинных туземцев
Дух первобытный держал.
До исступленья шаман в ритме скерцо
Бился, дрожал и визжал,

Словно свиньёй...

Завял цветок под пламенем огней
И тьмы невинные просторы овеял снег
Завял цветок под плоскою стопой
А мы не видим никакой снижающейся мглы

Ты хотела пройти как кошка,
По душе моей мягко ступая,
И в глаза заглянув немножко,
Там увидеть кусочек рая.

Ты хотела, слегка прикоснувшись,
Очень нежно в любовь играя,
В омут страсти со мной окунуться,
Ни на что вокруг не взирая.

Ты хотела сыграть в рулетку,
Будет выстрел иль будет осечка...
Что бы после, рыдая в жилетку,
Говорить себе: "вот овечка."

Ты хотела... Да, ладно! Не буду
Замарачивать я себе голову.
Обещаю... Любить тебя буду,
Знаешь... Только здесь холодно.

Сопки зелёные белою дымкой
Нежно овеяны ласковым днём.
Шепчутся тайно девчонки-рябинки,
Всё удивительно в мире грибном.

Запах соломы и свежей крапивы,
Ивы-старушки сбирают пушок.
Сосны стоят у тропы сиротливо
И золотится у речки песок.

Солнечный шар закатился за сопки,
Светлая ночь с ясным небом в новце.
Солнце с луною навек одногодки,
Оба горят в поднебесном венце.

1999

Когда - нибудь, сквозь дымку серых дней,
Закончив ощущать дыханье грязных улиц,
Я поплыву по маслу фонарей,
Где сотни декадентов захлебнулись

Пойду и я, как многие ко дну,
Увидев в глубине одну лишь тину страха,
Запутаюсь в прохладной пелене,
Услышу голоса, зовущие на плаху

И вот уже почти последний миг
И я несусь в круговороте бреда
В песке я вижу образ, что возник
И молча, но с улыбкой празднует победу

И образ тот - не смерть и не судьба
Все это очень глупо и банально...

О, Брат Мой.

Что ты выбираешь: Тьму, или Свет?

Один вопрос - от Бога, другой - от Дъявола?

Именно соответственно.

И Тьма от Бога есть, и Свет от Дъявола.

Так что рай и ад - абсолютная брехня.

Ей дурят остриженных овечек.

Не Меня.

А шерсть эту собирают в карман.

И прибавляют: спасибо, о мой юный подаван,

Дал шерсти - Бог тебя простит

За твоё бордельное существование.

Хотя нет... Отрежь Душу, тогда простит.

И некоторые ведь повинуются!

По храмам кучкуются...