Ощутимее

Морозный день, клонящийся к закату,
Пустынный берег в дымке синевы;
Сияет белым долгий склон покатый,
Забывший шелестение листвы.

Протоптана тропинка вдоль причала,
Где лебеди зимуют в полынье;
Плесканьем мерным стаю укачало,
Крылом укрыли головы во сне...

Промёрзли перевёрнутые лодки,
Печати лап собачьих на снегу;
Ломаются пути лучей коротких
Сквозь вздыбившийся лёд на берегу;

Библейское почти свершаю чудо,
Бродя по замороженной волне...
Маяк в тумане, словно ниоткуда...

Написать о любви не --- возможно. Как бред,
Благоухающий Кристиан Диором,
Как выпрыгнуть из-под колес несуществующих карет
Или запеть одному - хором.

Есть чуть давящий спазм посредине груди.
Эта опухоль - жизнь изнутри, как лисенок наружу,
Проедает меня, оставляя меня позади.
Я стою опустевший,
Выпустив душу, -
А она, словно тень у романтиков,
Выбирает свои пути.


***


Уходишь. Провожаю.
Раздерну шторы. Пять утра.
Мне тебя жалко.
А ты одежду, как ноты с пюпитра.

Да...

Поднебесные качели ощутимо высоки,
Близок миг головокруженья по обе стороны пути,
Ввысь взметает половинкой – рок ведущей стороны,
И на нет идёт низинкой – безысходность без вины.

Поднебесные качели и просты, и так сложны,
Засвистели перекатом нисходящей тишины…,
От вершины до вершины, пропасть надо перейти -
Двум близняшкам-половинкам антиподного пути.

Поднебесные качели исписали метражи,
Чёрно-белой полосами, от начала до черты,
Дух трепещет, пульсом бьётся от достигшей высоты...

Черным маркером крест на сгибе
На перекрестке вен
Я начерчу небрежно,
Отмечу место для погибели
Или спасенья.
Сомнительная, но до сих пор виднеется надежда.

Один наркотик поменяю на другой,
Опасность от обоих ощутима.
Еще вчера зависима тобой,
Сегодня в крови героином растворима.

Кто ты такой, чтоб осудить меня,
Убийца сам виновен в смерти жертвы.
По отпечаткам пальцев не найдут тебя,
Да лучше я сама умру, чем прикоснусь
В каком-то разговоре, пусть случайно,
Нашей эксклюзивной...

Чем дальше от людей,–
Тем ощутимей дыхание тайны.

Загорелся куст чисел
И все прошлое – пепел развеянный.

Ничем не владеть, упраздняя приличья;
А что в руки дано – то мигом испортить.

Карьере – пинка под зад буржуинский.
Входи же, свобода, сожжем мешок денег!



2.

А губы по телу текут сладострастно;
Как тянет к тебе, моя девочка-дьявол…

В гитарообразных всполохах огненной плоти
Драйв ярких дождей без числа поцелуев…

Под вездесущими рук пятернями
Стонет в оргазме...

Я покидаю поле окровавленной любви,
От безразличья твоего я умираю,
А в сердце шрамы остаются от войны –
Войны, которую тебе я проиграла.

Я не имела права изменять тебя
И пала пред твоим жестоким миром грез.
Была готова без конца я в нем страдать,
Но ты бы никогда не видел моих слез.

Закончились страданья - все иссякли силы
И без тебя сейчас свободна я.
Как горечь той свободы ощутима,
Мне даром не нужна была она.

Кровоточит внутри моя любовь
Готовясь к смерти, молится она...

Далёкий край уютнейшего детства,
диабаза профиль с тенью зеленоватой,
поющий ручей в переплёте лестниц,
жизнь со привкусом сахарной ваты.
Яркая птица с горделивой осанкой,
в диссонанс с красотой вступивший голос,
часто приятное глазу иное с изнанки,
так на ощупь не мягок конский волос.
Светлячок на ладони — осколок, упавший с неба,
не звезда — ощутимый, весомый тактильно,
там в аллеях заплутать хотелось так сильно,
в дивном царстве, живущем под покровительством Феба.

В старом парке...

Моя судьба имела три дороги,
И три любви шагали по пятам,
Одна мои обтаптывала ноги,
Другая развлекала по ночам.

А третья – та всегда была со мною,
И в сердце, глубоко её храня,
В жару водой поила ключевою,
В морозы с ней оттаивала я.

Две первые просты и ощутимы
Просили постоянных частых встреч,
А чувства неизменны и ранимы,
Хотели лишь твою любовь беречь.

Но ты не захотел со мной быть рядом,
Ко мне дорогу просто позабыл,
С другой попутчицей с потухшим взглядом
Своей дорогой...

Когда стреноженное время
зависло облаком седым,
так ощутимо давит бремя
от слов, которым имя — дым,
мираж, возросший многократно,
томимых жаждой увлекал,
но был в нём свет, или невнятный
лишь тусклой лампочки накал?
Сложился грустной пирамидой
однажды возведённый дом,
он карточный, жизнь незавидна,
влечёт асфальтовый синдром.
Коростой льда покрылось слово,
хотя зима ещё в пути,
сложились фразы бестолково
в фальшивый, старенький мотив.

Беру роман я с книжной полки,
Культуры нашей яркий свет,
Зачитанный до самой корки,
Былиной стал прошедших лет,
Прошёл проверку в поколеньях,
Внёс память в кольца на деревьях,
Они хронометры живые,
Дубы из сказки вековые.
Вёл гений Пушкина всех нас,
Формировал сознанье наше,
И с ним мы становились старше,
Из года в год, из класса в класс,
Чтоб либералам2 рассказать,
Чью и почто3 ругаем мать4.

1.Carthago delenda est – Карфаген должен быть разрушен.
2.«Русский либерализм потерпел...