Оранжево-красных

Злой стяжатель Муравей
Лето красное трудился,
Лишь под осень спохватился, –
Дует северный борей.

Вянет, хмурится природа,
Стала портиться погода,
Краткой жизни божий дар
Променял он на навар.

Дом ломиться от припасов,
Но от скуки нету спасу,
Злой тоскою удручён,
К Стрекозе приплёлся он.

– Ах, сестрица дорогая,
Нет трудам конца и края,
Пустота на дне души,
Ты хоть спой или спляши!

Отвечает Стрекоза,
Озорная егоза:
– Лето красное даётся,
Чтоб лететь на крыльях к солнцу...

Чёрное дрожит на красном,
Это чёрная роза на осколках любви.
По отдельности! Всё так прекрасно,
Но твоими расколоты! чувства мои...

Я тебя не сужу, ты, конечно, пыталась.
Ведь я сам виноват, не вернуть наши дни.
Красное - это то, что осталось.
Чёрное - истекает в крови...

Выйди на глиссированье, «Крым»,
Всхрапывая, мчи меня по Ахтубе!
Не хочу быть третьим и вторым, -
Пусть «Казанки» отстают и ахают.
Хоть с трудом, но деньги я скопил,
И на день рождения, в апреле,
Я тебя, мой красный конь, купил,
Чтоб душа и сердце нынче пели!
Я не руль держу в руках – штурвал.
Сам – в тельняшке выцветшей и драной.
В пойме я букетище нарвал
Той, чьим взглядом и пленён, и ранен.
«Вихрь» ревёт на транце, словно тигр.
Грозен рёв! Быть может, даже слишком.
Вырос из...

Садится солнце, раскаляя горизонт,
Все разукрасив цветом алым…
На небе тучка с подрумяненным бочком,
А на реке песок вдруг стал кровавым

Как искорки сверкают перья воробья,
Присевшего с чириканьем несмелым,
И даже глазки у дворового кота
Горят, как у голодного вампира...

И будто кисточкой художника ведя,
Испачкав ее в алой акварели,
Лучом шальным окрасило леса,
И стали шишки красными на ели…

Последнее тепло ища, мошка роится,
Словно искры от кострища разлетаясь…
И напоследок...

Ночь, одиночество, стены и два погасших зрачка
В них утонуло время твоё и моё
Открыто окно, забыты все песни, и пальцы не помнят огня
Он умел взлетать на небо и падать на самое дно

Кто мы, что бы судить, кто мы, что бы решать
Время рассудит, кому и зачем умирать

Никогда не наступит завтра – навеки закрыты глаза
Время полёта закончилось – камнем вниз
Из этого окна кто-то снова посмотрит на мир
Как он смотрел, ступая на карниз

Новый день – белый рассвет и красное солнце
Время...

Мыслимое – бесспорно.
Видимое – бесстрастно.
Купол ночной. Ливорно.
Девушка в ярко-красном…

Листья швыряет пыльно
Ветер в аллеях парка.
Я отправляюсь в Вильно,
Ты – к Триумфальной Арке.

Бар в полутьме террасы.
Вяло танцуют пары.
Гул отдалённый трассы
Рвётся в аккорд гитары.

Столик украшен стильно.
Кьянти и моцарелла.
Ты, как всегда, субтильно
Будишь во мне Отелло.

Как твой parfum – невольно,
И до скончанья века,
В память вписалось: «больно!»
Кистью Тулуз-Латрека...

На моей душе усталой
Так печально и темно...
И в хрустальные бокалы
Льется красное вино

Ты ли это мне поведал,
Угадала может я,
Эти губы прошлой ночью
Целовали не меня...

Эти губы прошептали
Поцелуйных много слов,
Эти очи увидали
Много,много грешных снов.

Ты теперь чужим мне станешь,
Ну так что ж? Мне все равно.
Пусть в хрустальные бокалы
Льется красное вино...

Первый квартал миллион нам послал.

Второй поставил «зачет».

Прогноз нам давал четыре с лишком,

А боссы дали расчет.



Лев, аналитик на кофейной гуще,

Прорицал без поправок на ветер.

Подсыпьте в шорт, а в лонг - еще пуще.

И масла, братки, не жалейте.



В этот день - он близок уже - будет сводка красным красна.

В этот день на крутом вираже мы заглянем в пропасть без дна.

И Лев бессильно сожмет кулак: «Как же так, Боже мой, как же так?»

Ведь это не просто...

Тлеют мхи на разбитой стене,
Полыхают дрожащие тучи,
Над провалом, по огненной круче
Я скачу на зеленом коне,


Пусть ликует король-сатана
Над последним костром тамиплиера,
Кровью Марса омылась Венера
И в багрец нарядилась Луна,

Пусть попы освятят приговор -
Разверзается чресел громада,
Полыхают объятия ада
Там, где шел я на папский костер,

Стала телом мне жгучая боль,
Где глаза закипели от света,
Где я проклял отродье Капета
И оставил земную юдоль,

Но, омыв меня соком...

Застигнутый врасплох
стремниной повседневной,
заботы вечный раб
я стражду и мятусь,
бегу высокого, а низкого боюсь,
кристаллом бытия
упасть к ногам Вселенной
мне не дано;
так глины теплый ком
страшится, свой покой отринув разом
стать в пламени сияющим алмазом,
иль в холоде коснеющим кремнем.
                                             1973


                    * * *
Что за птица в углу забилась,
не найдя окна между стен?
Я с тринадцати лет любил Вас,
господин Фредерик Шопен...