Оплакивать

Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для всех равно чужой
И внятный каждому, как совесть!

Кто без тоски внимал из нас,
Среди всемирного молчанья,
Глухие времени стенанья,
Пророчески-прощальный глас?

Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг -
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих.

И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали...

И новое, младое племя
Меж тем на солнце...

Пролог

Я отодвину в сторону черновики,
Не позаимствую строфы,
На белом листе озарения
С душой говоря без сомнения.
Для внешних звуков закрою слух,
Я для одной Тебя лишь тружусь
И вслушиваюсь в Дух.
Я отстраняюсь от себя
И Музы плача печальные
И зрящие насквозь глаза
Возьму в проводники,
Пустыню жизни пересекая.
Не трону названьем мест,
Где судеб наших осталась тень,
И кровью записаны имена…
Но только одно мне ответь,
Царскосельская муза,
Зачем мы приходим сюда разлучаться...

На четыри все, да на стороны,
Разлетись тоска, разлетись печаль.
И не каркайте, в небе вОроны,
Я дойду в мечту, в горизонтов даль.

Не оплакивай, ты меня дождём,
Небо-небушко — я ещё живой!
Я из казаков — мы в беду поём,
А не нянчимся, с грустью и тоской.

Закручиниться, могут все, но всё ж,
К себе жалостью, жить в беду нельзя.
Ты печаль-тоска, душу мне не трожь,
Тебе грызть её, не позволю я!

На коротеньком, да на поводе,
Держат псов цепных, да душой рабов.
Ну а я в беду, да на...

Гора Машук – свидетель непричастный
Трагедии, что здесь произошла,
Когда свершился этот миг ужасный,
И смерть поэта русского нашла!

Да, был он дерзок, властью нетерпим.
Его терзали мрачные предчувствья.
Как мальчик, был душою он раним,
За дерзостью скрывая свои чувства!

Но дух бунтарства и неподчиненья
В его душе по-видимому жил –
Порою и при дружеском общенье
Без умысла он иногда дерзил.

Всё можно объяснить и всё простить
За светлый дар его предназначенья,
Но он прощенья не...

Дрожит, волнует голос нежный
и высотой своей пленит.
Как-будто плачет безутешный
и колокольчиком звенит.

Он проникает прямо в сердце,
вот-вот заплачу с ним и я...
Он открывает к Музе дверцы
и говорит: "Люблю тебя..."

Поёт прекрасный Демис Руссос
и остаётся навсегда...
Не для печали, не для грусти
взошла чудесная звезда...

Прощай, прощай небесный тенор,
исполнен миссией своей...
Тебя оплакивает сцена -
ты столько лет был верен ей.

Ещё один алмаз ярчайший,
украсит память...

«Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
Или какой выкуп даст человек за душу свою?»
Мф. 16:25




Алфавиты душ рождаются с закрытыми глазами?
Помня удары крови…
Отсчёт перед словом БЫТЬ - ты запишешь меня белым,
Пронзительно белым…
Показывая очертания слов, а за ними бесконечность.
Вполголоса касаюсь...
И уже на пороге.
Память мгновений, подчеркнутых вечностью:



Белая бабочка не помнит, сколькими гусеницами она была.

Пламенное...

Моим друзьям ставшим заложниками войны.

«И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь»
МФ.24:12

Дорога всегда с белым лицом...основная линия всегда белая.
Это всё, что есть у тебя...белый лист...на всё отпущенное тебе время.
Делая шаг, ты выбираешь что делать с этим белым листом
Можно уронить его в грязь...черный лист.
Можно порвать лист...скомкать...
Можно убрать в стол...
Можно завернуть в него камень...
Можно сделать журавлика и запустить в небо...
Можно просто...

На батареях Порт-Артура тишина,
Она застыла в пушках как нелепость.
Увы, судьба Кореи русской решена,
Японцам генералы сдали крепость.

На бастионах рвы убитыми полны,
Лежат тут самураи с казаками,
Трёмстам спартанцам в доблести равны,
Сошлись в бою с такими же врагами.

Кто будет жизни рад, не сыщешь таковых,
Предательства плоды невыносимы,
Напрасна кровь теперь сражений роковых;
Мукдена, Ляояна и Цусимы.

Царю не ведомы ни совесть, ни позор,
Сатрапам кроме денег всё не важно...

В моих ноздрях войны не проходящий смрад
Горящей плоти в струях огнеметов,
Дух крови, пороха, погибших тлен солдат,
Гарь камня на Зееловских высотах,

Дурман гниения смертельных ран,
Осоки запах Ржевского болота,
Суровый аромат наркомовских ста грамм,
Перед рывком в атаку из окопа.

Я вижу всё - Демянск, Вазузу, Сталинград
И пот, и кровь в стремлении к Победе,
И наш надрывный, тяжкий, жуткий ход назад,
И шаг вперед, которым каждый бредил.

Бои в котле, в тылу врага – кромешный...

Опять оплакивает дождь ушедший день,
Он был не хуже чем другие дни, но всё же,
Легла над городом молитв немая тень.
Слова любви никто сказать сейчас не может.

Не закрывается входная дверь на ключ,
Здесь тишина играет светом и покоем.
Он не был проклят, но он не был и везуч,
И не узнал, что даже может быть такое.

Мороз по коже и вода застыла в лёд,
Терять себя такая грустная забава.
Но всё равно никто сегодня не придёт,
Не заслужил никто отныне это право.

И снова жизнь по кругу...