Окошки

Полковнику никто не пишет
Полковник убивает время
Измерив комнату шагами
Он долго смотрит из окошка
Он горд, но время быстротечно
Горит и тухнет, словно пламя
И чаще мучает зевота
И розы вянут слишком быстро
быстрее мысли

А подруги дней прекрасных
Смеются по своим квартирам
И пыль тряпицей протирают
И не подходят к телефону
Он так хотел... А, впрочем, ладно...
Ведь это лишь его забота
Его святое неуменье
И летом ночи так бессонны

И он кричит, но осторожно
Чтоб не проснулись...

ОНА:
- Я проснулась в ознобе,
На паркете стою,
И гляжу в тихой злобе
На фигуру твою.
Ты лежишь, неприкрытый,
И твоя нагота,
Словно гвоздь незабитый,
Не нужна ни черта.
Я смотрю сквозь окошко
На потерянный рай:
Где-то мается кошка,
Где-то скрипнул сарай.
Лучик света подкрался-
Отгоню его прочь.
Ну, зачем ты скончался
В эту лунную ночь?
ОН:
- Ты проснулась в ознобе,
На паркете стоишь,
И опять в тихой злобе
На меня ты глядишь.
Представляешь, что помер,
Но живой я лежу...

Я думала, любить легко:
пить, есть с одной тарелки,
следить, чтоб было молоко,
соль, сахар, чай и гренки...
Я думала, любить уметь -
как день встречать в окошке.
А можно просто не хотеть,
а можно стукнуть ложкой
и застонать от пустоты
в той важной части сердца,
где есть разбитые мечты
и ненависть
и - с детства -
привычка слышать слово ,
иметь не все, не сразу,
хотеть читать, хотеть конфет,
тайком сбежать из класса,
и делать все наперекор,
фарфор швырять и вазы,
кричать...

За окном снегопад на бескрайних российских просторах.
Это просто зима, лишь одна среди множества зим.
Одиночное танго метели уймётся не скоро.
Ты стоишь за окном и я, тоже, стою за своим.

Между окнами мёрзнет зима в первозданной постели
И упорно рисует на стёклах туманную вязь.
Прошепчу твоё имя - снежинкой слова полетели,
Откровением неба, свой чистоты не боясь.

Может, всё и не так - этот год независимо снежен.
Но, как хочется верить, что там, в заоконной дали,
Закружатся снежинки...

Спит под окошком толстый кот.
Спиной прижавшись к батарее,
Набив сосисками живот,
В своем раю кошачьем млеет.

Мой полуперс, полуникто,
Смесь неопознанной породы
Бурчит набитым животом,
Назло превратностям погоды.

Колючей варежкой метель
Людей щекочет сквозь одежду,
А кот с сосиской в животе
Мурчит, потягиваясь нежно.

Пусть холод окна расписал,
В квартире свет и батарея.
И - наилучшее из сал
И мяс - Сосиска-котогрея.

Тепло спине и животу,
Тепло ушам, хвосту и лапам...

Перелётно-осенние стаи
Вновь кружат высоко от земли.
Но над домом, где я проживаю
Никуда не летят журавли.

Ночь слезится дождливой морошкой
И синицы сидят за окном.
Я кормлю их с открытой ладошки –
Всем зимой нужен собственный дом.

Замечтается мне в одночасье
Хоть на день журавлицею стать..
Только крылья намокли в ненастье -
Кто вернёт им природную стать?

Разве счастье удержишь навечно,
Раз милей неизведанный юг?
До свидания, друг мой сердечный,
До весны и до новых разлук...

Мы устали прощаться. Все меньше дорог
Ожидает нас там, за вагонным окошком.
Нас ничьи имена не зовут за порог.
Мы жалеть приучаемся лишь понарошку.
Безымянно, всухую. Бутылки вина
Оставляем, распив, между рельсов на шпалах.
Чьи-то руки, глаза, заключив в письмена,
Мы теряем в конвертах на гулких вокзалах...

За шкафом, где тихо, у стенки, где сухо.
Зимою и летом, в пыли и тепле
Жила не тужила Мушистая Пуха,
Хрустела печеньем и куталась в плед.

Мушистая Пуха, с огромным успехом
Жужжала на бис для друзей и подруг.
И даже покрытый коричневым смехом
Ей хлопал в ладоши Лохматый Каюк.

Мушистая Пуха гонялась за Мошкой
(А Мошка, курлыкнув, махала хвостом).
Любила с разгона врезаться в окошко
И падать на кактус колючий пластом.

Мушистая Пуха была непоседа,
За что было стыдно порою самой...

Ржавую листву,
На моем пороге,
Разбивает небо
Ласковым дождем.
Нам хотя бы капельку
Этой синей крови,
И в ночную вечность
Мы с тобой уйдем.

Может через время,
Краски наши свянут,
И пустая сущность
Сгинет в мир теней.
Но пока что, милая,
Эта жизнь забавна.
Так что обними меня,
Обними сильней.

Позабудь разлуки,
Позабудь несчастья,
В этом мире очень много
Разной суеты.
Вот и за окошком
Все кричит ненастье,
Но сегодня, в этом шуме,
Будем мы одни…

Как хочестся побыть немножко Герастратом,
Чтоб сжечь дотла все прежние основы,
И выкинуть кого-то с парохода,
И перейти запретные границы,
Когда вокруг бушует непогода.
Но снова, снова, снова ...
Встаёт вопрос к чему потом стремится?
Нет нового, а старое уходит.
Лишь за окошком дождь, на ветках мокнут птицы,
И ждёт чернил бумаги белизна.
О чём писать? Что может изменится,
Когда в душе извечная война
И трудно различимо время года.