Оконный

Чуть слышно аромат пионов
Звучит в полночной тишине.
И свет луны в проём оконный
Втекает на минор-волне.

Хрусталь поблескивает тускло.
Неясный шорох по углам.
Напрягся, будто, каждый мускул.
Сегодня я не нравлюсь снам -

Меня оставили на плахе
Многоголосой суеты.
И вот, уже рождает страхи
Мой ум-палач, пророк беды.

А сны, коснувшись боязливо
Моих ресниц, летят все вон.
Лишь одиночество тоскливо
Поёт минору в унисон.

В занавесках запуталось облако -
Как же я его недоглядел?
Неба серого треснутый колокол
Кто-то сверху на город надел.

Снова осень в окошко корячится.
Ветер северный тучи принёс.
Солнце хилое нехотя прячется
В жёлтом рубище белых берёз.

Птицы к югу спешат опоздавшие.
Дождь идёт по намокшим лугам,
Топчет жёлтые листья опавшие,
Хлещет лужи по дряблым щекам.

И гляжу через мокрые стёкла я
В запотевший оконный проём -
Лета бабьего пазуха тёплая
Ещё нежится в сердце моём.

Ещё...

На улице зима
Снежинки не спешат…
Как не спешит оконный падать свет
И в комнате пустой
Звенящей тишиной
От нас с тобой лишь пачка сигарет

Завядшие цветы
Отставлены в углу…
И повторяет сотый раз подряд
Кукушка из часов
Неведомо кому
Свои итак банальные « ку-ку!»

И страсти улеглись
Оставив кофе вкус…
И отступила в нервных клетках боль
И знаю, не вернусь,
Но будто чью-то роль
Играю с телефоном в «дозвонюсь!»

Но телефон молчит
Загадочный такой…
Уж он то, точно знает...

Скоро весна. Голубой акварелью
Небо раскрасит оконный проём.
Эта зима надоела метелью,
Ночью студёной и сумрачным днём.

Скоро потянутся к северу птицы,
Воздух упругий толкая крылом,
Станут добрей и улыбчивей лица,
И расцветёт сон-трава за селом.

Только на старом, забытом погосте
Не зарастут ещё годика два
Новые двери туда, где не в гости,
А навсегда примет божья братва.

Март, отзвони по ушедшим капелью,
И обнадёжь, что не мой нынче срок…
Как мне зима надоела...

Летят журавли серым клином,
За ними стремится мой взгляд.
Устала я быть просто глиной,
И жизнь отбывать, как наряд,

Расписанный кем-то, стандартно,
От первого крика до «Ять».
Пульсар мне диктует азартно –
Привычные путы убрать.

И взвиться, хотя б серой птицей,
В полёте прорвать окоём.
Звезда по ночам часто снится,
Втекает в оконный проём.

Я слышу морзянку вселенной.
Ей вторит замученный пульс.
Но сладость игры вожделенной
Вонзается множеством пуль.


ГДЕ МОЯ ПЛАНИДА...

Люблю тебя! Тебя люблю я, дурочка!
Кричит душа в безвременьи слепом.
Спит бытие замёрзшею снегурочкой,-
А образ твой в оконный окоём,
Вновь вставил Ангел, озарив луною,
Тьму заменив одной тобою,
Оставив в нереальности вдвоём...

Душа тоскует о тебе живой...
Не о бездушном привиденьи!
Ведь это только наважденье:
И наказанье данное ночной порой.

* * *
Вы знаете, как странствует душа,
Неслышно продвигаясь в мире тонком?
Оставшись в одиночества потёмках,-
Зовёт о...

Надеюсь, я уже созрел
писать роман. Мой друг-читатель
(да, я на "ты" - ты мой приятель!),
бросай рутину глупых дел!
Садись-ка в кресло поудобней…
Я поведу рассказ о том,
чем я и сам грешил тайком
(кто с правдой - тот и благородней!),
когда и молод был, и глуп.
И верил, что Земли я пуп!

Роман, конечно, о любви.
Пусть рвутся новые поэты
изобретать велосипеды,
а наше дело - c'est la vie!*–
сбирать цветы ночных мечтаний
в букет красноречивых слов
о тонкостях проблем полов,
о...

А жизнь моя полным - полна
Всем маем и сиренью.
Благоуханная весна –
Из смерти воскресенье.

Проникновенный взгляд огня –
Сквозь лес лучи продеты:
Вторженье жизни внутрь меня –
Проникновенье света.



РАЗДЕЛ I

ПЕРЕПОЛНЕНИЕ СЕРДЦА


* * *

Есть в мире истин так немного.
У Бога тайн от сердца нет.
Кто видел свет, тот знает Бога.
Кто знает Бога, видел Свет.
Как речь беспомощна земная
И как невыразима суть!
Я только то, на свете знаю,
Что переполнило мне грудь...

Сакральная душа аллей февральских,
что ближе мне, чем ближе я себе,
ветвями поглощая снежный блеск,
тенистым терном свет оконный крестит;
и греет снег, как кофе с молоком,
усталые движенья алых губ
по направлению к молитве безымянной;
и жжёт, и согревает снежный стон,
как первородный грех, как вечное блаженство,
нагие, девственные формы спящих душ.
Крыш шёпот горделив и неуклюж,
от бестелесной тьмы не оторваться;
здесь чёрная вуаль ресниц, усталости причал,
дыханьем тишины учила...

Февраль расправил седые крылья, размеренно
падая с нежно-спящей лилии неба
снежной росой. Снег, лёгкий крылатый снег,
растворяется в воздухе, словно сахар в чае.
Ослепительно белый вдох отравил молчанием сердце;
слово, нищие слово, бедное
слово забьётся в сырую душу усталым ветром –
на повестке дня нотки бескровной печали
в недосказанном и недопетом,

пока февраль покрывает хлопком ресницы,
сдувая пенки с безучастно-молочного солнца.
Снежный ком отрешённости, голос, как
треснувший...