Ох не стерпится коль не слюбится

.
22 02 20 22
Зеркальных цифр обман безбрежный.
Повтор. Трагедия иль фарс?
Приходят. Рядом. Неизбежны.
Меч точит кровожадный Марс.

Олимпа боги играм внемлят.
Отложены копьё и щит.
Но люди страстные не стерпят.
Оружие в руках горит.

Нажива ждать не может… Долго.
Решимость двадцать два молчит?
Урок для понужденья? Горько.
Поделена земля, дрожит.

Промытый мозг не видит сути.
Шаг белых… И ответный ход.
Фигура жертвы мягче ртути.
Расчерчена на картах плоть.

Извилист путь...

Ты стать желаешь знаменитым,
Чтоб узнавали все тебя.
Ну, так готовься быть и битым,
Изведать грязи и огня.

Ты станешь знаменем кому-то,
И под тебя начнут сзыв'ать,
Чтоб, именем твоим опутав,
Людей отправить воевать.

Но если знамя поднимают,
Чтобы вести людей на бой,
В него ведь пули попадают,
И ранят, причиняя боль.

А если боли ты не стерпишь,
Проявишь слабости хоть чуть,
То будешь сразу же повержен,
И втоптан в грязь… Не обессудь.

Вот и кончился май..

Вот и кончился май – перетёк в июнь.
Я проснусь в бескрайней своей постели.
Предлагаешь сменять её на твою -
жаль, что жёстко спать там где мягко стелют.
Жаль, что слышно неважно, когда молчишь,
и что писем нет и уже не будет...
Мы с тобой далёкие слишком люди,
меж собою - знакомые только лишь.
Я лечусь шоколадом от этих драм,
но коньяк помогает гораздо лучше.
Ты раздавлен полночью - где-то там,
на подушке влажной щекой колючей.
Я бы сверху смотрела в твоё...

Смыслы бытия непостижимы,
Смертным нам, живущим во плоти.
Но хотим того, иль не хотим мы,
То что нам дано, должны пройти.

Нам назначат, место, пол и племя,
Судьбы, в них оставив жить тела.
Им задав, эпохи стиль и время,
Полюса и вид, добра и зла.

И всё так, как есть принять должны мы,
А иначе, в том с ума сойдём.
Мира часть мы, с ним неразделимы,
По его законам в нём живём.

И ненастным мы, и днём погожим,
Жить должны — не деться никуда.
Из того что есть лишь, выбрать можем...

В безысходности и в дикой печали,
Я просто так прожигаю недельки.
И что за мрази вас создавали?
Грустные, серые, панельки.

Такие привычные, и взгляду родные,
Как пустая бутылка водки на столе.
И неужели мне серость надоело впервые,
Ведь как вы уже знаете, что я навеселе.

В них врастают КБ, и алкаши до утра
Под окнами орут до стельки.
А завтра после них с бодуна,
Дворник метёт около серой панельки.

И в подъезде начинается пальба,
А после, мёртвый наркоша, и кровь на шинельке...

Предо мной судьба.
Всё смешалось в ней:
Радость, боль, борьба,
Горечь серых дней,

Сладкий свет побед,
Радость добрых встреч
И разлуки бред
И обид картечь,

Слов красивых рой,
Горстка робких дел,
Страх, любовь, покой,
Доброты предел,

Бездна тьмы и зла,
Счастье, горе, смерть...
Всё мне жизнь дала.
Всё смогу стерпеть.

Одолею путь
И вернусь домой.
Отдохну чуть-чуть
И по новой в бой.

С такими мыслями и горем
Купец Василий вышел в ночь
За синим тридевятым морем
Искать похищенную дочь.

И снарядился не на шутку.
И ружей взял и барахла,
Чтоб отыскать свою малютку
И вырвать из объятий зла.

Когда ж прощаясь за порогом
С женой обнялся у ворот,
Пообещал ей перед Богом
Вернуться с дочкой через год.

Не позабыл с собой припасы.
Старшой Микола – тоже здесь.
И хоть всего четыре класса,
А силушки уж малость есть.

Братья двоюродные мигом
В дорогу снарядили воз.
И...

Квятковская Людмила
Была девчонкой «в теле».
А пацанва любила
Лишь тощеньких девчат.
На Люсю – ноль вниманья,
Все сквозь нее глядели...
Из будущего видно:
Не девочка, а клад.

Отзывчива, сердечна,
Умна и без заскоков.
Готова сделать в дружбе
Навстречу первый шаг.
А юность так беспечна...
Хоть кто-то у истоков
Формированья душ бы
Сказал бы:
-- Надо так... –

Была бы дружба с Люсей
Квятковской мне подарком.
Но я был не умнее
Всех прочих, а глупей...
Была б, наверно, лучшей...

Беру роман я с книжной полки,
Культуры нашей яркий свет,
Зачитанный до самой корки,
Былиной стал прошедших лет,
Прошёл проверку в поколеньях,
Внёс память в кольца на деревьях,
Они хронометры живые,
Дубы из сказки вековые.
Вёл гений Пушкина всех нас,
Формировал сознанье наше,
И с ним мы становились старше,
Из года в год, из класса в класс,
Чтоб либералам2 рассказать,
Чью и почто3 ругаем мать4.

1.Carthago delenda est – Карфаген должен быть разрушен.
2.«Русский либерализм потерпел...

1
«Вот дядя — Чёртово отродье!
И, всё ж, разврат — его сгубил,
во пьянку вляпавши колодье,
здоровья пыл — вконец добил!
Но сильно как, в нём, святотатство,
«срубить» чтоб, под шумок, богатство,
а на делёж — халявы рой,
головняком мне — в геморрой,
ведь стать сиделкой должен буду,
коль мнение родичей — Закон,
а я, как лох, ну..., дурагон,
но «косяка» - не забуду...
И если «крякнет», в кутерьме,
оставлю всех козлов, в дерьме!»
2
Так зло металось в теле Беса,
кто мчался — словно...