Одиночество в сети

Небо в локонах с серой проседью...
Нет не верю, не одиночество, -
Это памяти луч в сердце просится
Нашей мудрой и взрослой Осенью!

Яблонь цвет всё во снах наших стелется,-
Приоткрой лишь им дверь, и поселится,
Там парнишка с глазами серыми,
Со стихами дошкольными первыми!...

Сколько лет не ведала людей,
Сколько лет томилась в одиночестве.
Была всегда в тени и темноте.
Друзей мне не хотелось сильно очень.

Но вышла я из бытия сего,
Увидев в мире ярко-светлые тона.
И сразу же я встретила того,
Чья жизнь была с моею сплетена.

Одиноко светит луна,
Нет со мной рядом тебя.
Вот и я одинока как и она,
Тоскую по тебе любя!

Нет ни звонка не письма,
И вокруг одна тишина,
Она душит меня как тесьма,
Ведь я твоей любви лишена

На столе лежит телефон,
Только вот беда молчит он.
Я беру пистолет и патрон.
Спуск. И все.Душа летит вон!

Одиноко светит луна,
А я все равно одна,
Я в гробу увенчана цветами,
А душа окутана мечтами

Мне теперь нужно,только одно
Одиночество, пустота, покой.
Нет тебя и мне все...

И снова полнолуние в одиночестве.

Смотрю на полный лик луны в окне.

Сегодня я совсем и не Высочество.

Пойду и ... полетаю на метле! :-)

Вместе - одно бессмертье
двух половинок.
Порознь – одиночество,
где нет начала.

Не найдёшь, не надеясь,
где-то в сумрачном здесь,
на лугах одиночеств
незабудок не счесть.
Вера - источник.
Надежда - процесс.
Любовь - это цель.
Так что жизнь свою
мерить надо
"от сих до сель"!?
Между прошлым
и будущим
затвердела надежда.
В тяжкокаменном рубище -
неподдельная нежность.

Мое любимое времяпрепровождение –
заходящее, умирающее солнце.
Я всю жизнь учился умирать,
но так и не поверил в смерть.
Настоящая вера – полное одиночество,
для нее, даже одного желания – много.
Знаете, пока будет красота, боль
и надежда – будет и поэзия.
Мое любимое произведение – ночь.
Я всю жизнь всматривался в металлическую дымку созвездий,
но так и не поверил в неодушевленность материи.
Настоящая жизнь, точь-в-точь,
списана с воды, струящейся с камня потерь
и возвращений к...

Эта боль без конца – так достала,
Что ни слово – то жженная спичка,
Словно солнце, погаснув, упало,
И подбитая плачет синичка.
То ли знамя горевшее тлеет,
То ли просто настала весна.
Меня ветер уставший лелеет,
Веть забыта моя чистота.
Кровь когда-то моя обернулась
Ни сиропом, ни медом, ни льдом.
И душа моя в муках прогнулась,
Словно мир мой – горящий Содом.
Они, плюнув в меня, отвернулись,
Они просто забыли о том,
Что, когда по утру не вернулись,
Я берег для них собственный дом...

Всё так. Мое сердце грустит.
Оно верит в горечь. Как знахарь.

За то на душе не хрустит
щебенкою мелкою
сахар.


Зато у меня на столе
не пляшет сейчас недоумок.

И мир не облеван в торец
под сальное чмоканье рюмок.


СВЯТОЙ ОДИНОЧЕСТВА ВКУС...
Без флагов.
Без связей ненужных…

И я – в птичий клин
не впишусь.
И я не полезу – в гадюшник.


Всё так. Только б знак уловить.
И молча обнять: всю планету…

Ведь всё сокровенно – в любви.
На ней ручек громкости нету...

Я нашёл на пустыре брошенное, позабытое богом стихотворение,
изъеденное белой пылью и молью безмолвного февральского одиночества,
еле дышащее тонкой слезой не прочтения;
я взял дымящуюся крупицу его ветхих, пожелтевших слов,
пропустил через, заточенное об ночь, внимание сердца,
и оно распустилось, выдохнуло кувшинкой зимнего солнцестояния
на ладонях хрустального льда, словно свеча в храме –
живое пламя, облачающееся в сосуд человеческой плоти.
Вот оно – я услышал аромат полночных...