Одежды примеряли

Железноводск расположился у подножья гор.
В зеленую одежду пышно и игриво
одет, куда не бросишь взор.
В нём дружат времена:
вот зданья из стекла бетона,
а рядом из простого самана,
живая старина для низкого поклона.
Железноводск – источник вдохновенья,
соединяющий духовный мир,
художников России возрожденья
с богатою палитрой лир.
Железноводск вошел в тысячелетье смело
со здравницами лучшими народу,
с огромной верой в будущее дело,
и посвятить ему готовы Оду.
Железноводск...

Согнувшись, перо застыло -
Над словами из написанных строк.
Мысль летит уныло,
Рука упирается в висок.

Слова выдавливать без музы,
Так отвратительно пошло.
Снова с тяжёлым грузом,
Возвращаются мысли в прошлое.

Ищут они вдохновения,
Как им трудно без него.
Но находят одно лишь забвение
И не приносят ничего.

Вдохновения нет в минувшем
И впереди его тоже нет.
Лишь любви в настоящем глотнувши,
Можно написать вдохновлённый куплет.

Без любви не получиться выжать словом слезу...

О, эти возвращения домой,
(Уже страшусь я их и ненавижу)
Отнюдь, не в одиночество своё –
С недавних пор вниманьем не обижен,

Ведь каждый раз ЕЁ там застаю –
Вальяжную, зажравшуюся суку.
Всё чаще хлопнув дверью, ухожу
В бульварной толчее искать подругу.

И только к ночи, выпустив пары,
Уставший в меру, в меру опьяневший,
(Автопилот работает на бис)
Я возвращаюсь в дом окоченевший...

И потихоньку, не включая свет,
Одежду сбросив двигаюсь к кровати...

ТОСКА уж там, как будто бы...

Я в объятьях другого была
и мечтала, чтоб он был ты,
и надеялась я храня,
наши клятвы и наши мечты.
Ты ушел и захлопнул дверь,
и измену мне не простил,
может быть роковых потерь
навсегда твой след уносил.
Знала я, что на улице ты,
где-то прячешься от дождя,
вспоминаешь ты губы мои
и в мечтах обнимаешь меня.
Набираешь ты номер мой,
и в трубку сново молчишь,
и промокла одежда твоя,
но гордым ты в ней стоишь.
А вернуться не можешь ты,
боишься остаться со мной,
боишься, что сново...

Взвалив гранит креста на плечи
И до Голгофы донеся,
Чтоб лучше видели пигмеи
Твою любовь, и распростя

В объятье братском руки жизни,
(Или стараясь воспарить),
Ты умер как последний нищий,
Людей не перестав любить.

Ты умер, и три дня могила
Твой дух пытала дорогой.
Ты умер, и три дня по миру
Бродила смерть, пьяна собой.

Казалось, чуда не случилось,
Ошибкой было начинать.
Казалось, рухнули надежды
Сей мир из праха приподнять.

И не случится больше в мире
Любви, добра и...

До чего же, суетность мира смешна!
Эх, выдержала бы этот юмор душа.
Каждый день, каждый час хулим Бога.
Хоть кто ни будь, подумай об этом хоть немного!

Вы Боги, сказал нам Бог –
Только Бога в себе, человек найти не смог.
А душа и есть частица Бога
И была указана Богом к ней дорога.

А в жизни всё перевернулось кверху дном,
Мы уже зло называем добром.
Но дерьмо и в Африке дерьмо,
И свойства свои покажет само.

Реклама давя всем на уши -
Вспоминает всё и вся, в том числе и...

Эхом падает гомон ушедших столетий.
Еле жив, самолет сублимирует важность момента.
Тайный смысл, свысока, затяжному мазку на мольберте
Придает одинокий, - тем ярче, - голос рассвета.

Губы упрямо не соглашаются: хватит!
Мы привыкать и прощанья шептать зарекались,
Памятью густо надежду пересыпали
И вразумить обреченно постылую жажду пытались.

Образы, влившись в аккорды изысканных маршей,
Неумолимо собой вытесняя прозрачность,
Рвутся о тонкие догмы, - где тонко – там рвется...

Удар.
Все затопило светом,
На ухо что-то шепчет дождь.
Удар.
Окно открыто сильным ветром,
Мелькнуло что-то в потолок...
Удар...

За каплей капля
Тонкой лентой ползут к ногам
Быстрей, сильней.
И вот уже лица касаясь,
Напоминают шум морей.
Удар.

Нежнейший шелк становится медузой,
Скользит в пучине тихих вод,
И четки, будто бы жемчуги,
Мелькают мимо взора...
Движенья медленны и нежны.
Гармония меж телом и душой.
Ресницы пропускают свет небрежный,
Танцует словно он живой...

не смотри на меня, так, с усмешкой,
не смотри, словно что-то ты ждешь,
не железный я ведь, под одеждой,
может, что-то конкретное ждешь?

Ты ушел не прощаясь,
И дверь не закрыл,
В незакрытую дверь
Ускользнула удача.
Я устала от тяжести
Собственных крыл,
И сиянием нимба
Не вычеркнуть плача.

И что толку в безгрешности
Белых одежд,
Если имя надежды моей -
Безысходность?
Мне не в радость восторги
Наивных невежд,
Если в имени радости
Пишется Гордость.

Я пою как всегда,
Но срываюсь на крик,
Я служу и молюсь,
Но как будто в пол-силы,
Словно сердце мое
Ускользнуло за ним
В незакрытую дверь,
В край, где души...