Обвинение

В хмурые сонные окна
Неряшливый бился рассвет.
Голос нечаянно дрогнул,
Когда Вы сказали мне - нет!

Нет – приговор, обвинение
И неоконченный спор.
Может, как знать, сожаление,
Неба немого укор.

Не сможем гордиться вещами,
Что нажиты честным трудом.
Не будет наполнен гостями
Наш непостроенный дом.

И некому, знойной порою,
Найти долгожданный привал,
Под дерева яркой листвою,
Которого я не сажал.

Свидания Вам не назначу,
Иду как всегда один.
Средь звезд, едва слышно...

Подарит боль воспоминание,
Меня осудит память в нём.
Подарит совести терзание,
И душу обожгёт огнём.

Сквозь время, в прошлом я иначе,
Себя увижу и людей.
Душа раскаявшись, заплачет,
А совесть: - ,,Поздно!» - скажет ей.

Спеша жить, людям делал больно,
Я не заметив на бегу.
Грубил когда был недовольный,
Я другу, будто бы врагу.

Решал частенько сгоряча,
Лишь чёрно-белый видя цвет.
Рубил не думая — сплеча,
Не слушал старшего совет.

И совесть мне судья теперь,
Мне обвинение...

Я буду сидеть и смотреть,
как прозрачный локон воды
падает с камня
нервом пастушьей свирели;
убийство желания –
равносильно его исполнению.

II
Меня пороли ветвью истины,
обвешанной листвой интерпретаций,
мне заливали раскаленный воск
грамматик и стилистик в глотку,
мне выжигали прутьями азы на коже;
но шрамы были – лишь мои.

III
Сухие яблони –
сады моего детства –
дороже, лишь смерть –
кобальтовый туман с парящих в вечности гор.

IV
Солнце капает
своим холодным...

Спецназовец не смог
Спасти свою семью, а повод
Для убийства, ничтожный, комок
В груди, мир ненависти, а нелюдь

Убивает женщину, собаку,
Мальчика, впускает убийцу
Ольга, Илья уже готов убить,
Вынашивает план, как месть

Осуществить и не попасть в тюрьму,
А взлома нет, предьявят мужу
Обвинение. Аффект приплёл
Убийца, а сколько их плевел-

Сорняков, маньяков породит
Безнаказанность «советов», свербит
Уж, Тьмы приказ, «Иди, убей!» Наносит
Удары за ударом охотничьим ножом,

Нож...

Ой, Вань... по телевидению новости...
Вновь про Васильеву... Вань, вспомнили.
Как она экс-главою Минобороны была...
Да! По «уставу» выполняла служебные дела.
Чтобы армия «крепла, процветала»...
Родину Великую оберегала.
Приказы неукоснительно все выполняла...
Что приказывали всё исполняла.
А ты, Зинуля бы... помолчала...
Ты же в армии плац не топтала.
Приказ начальника, закон для подчинённого...
Хотя в приказе бывает, ничего законного.
Но подчинённый обязан выполнять...
Свои мозги...

Вот так в России с прокурором не делиться…
Придётся на нарах 6,5 лет ютиться,
Васильевой за миллиарды меньше дали
И отправили не в отдалённые дали!
Обвинители вообще условно просили…
Наверное, от фигурантки, мзду получили,
Судья видать «честный» попался…
Над Васильевой чуть-чуть надругался.
К пяти годам за миллиарды приговорил…
Как говорится, срок Васильевой усугубил.
Бывший зам главы миллионы потянул…
Гутарят глазом не моргнул,
А срок как видно больше дали…
Видать ребята… кому-то...

Сейчас в России не «воруют»...
Слегка лишь просто озоруют.
Ну, взял Александр 330 – ть млн. рублей...
Сразу объявили, что он злодей.
Это в советские годы воровали
И то их сильно не склоняли.
За сумку, унесённую с тока зерна...
Трудяга получал пять лет сполна.
Хотя миллиардами то зерно гноили
Но за сумку, - жестко судили!
Сейчас 330 миллионов украл,
Как на дороге три рубля поднял.
Вину свою в суде признал...
Под домашний арест домой зашагал.
Глядишь через годик, полтора…
Под...

Раз, в лесу собрались звери, птицы.
Обвинять стали разом синицу.
Заревел первым бурый медведь –
«На тебя неприятно смотреть;

Нарушаешь лесные законы!»
«Кар!Кар!Кар!» – поддержала ворона.

Подхватил обвинение заяц –
«Неприятно и мне, я признаюсь.
Ведь два раза одежду меняю.
Круглый год -- в ярких перьях, все знают!

Нарушаешь лесные законы!»
«Кар!Кар!Кар!» – поддержала ворона.

«Нужно на зиму делать запасы --
Белка речь преподала свою --
Ну, уж, коль, не лесная, не наша,
Так...

Мысли неслись и с собою несли,
Юмор со смехом и радость,
Кучу идей для меня привлекли,
Вот уж не чаял, что гадость.

Выйдет навстречу и ранит меня,
В сердце вонзившись стрелою,
Юмор в насмешку передразня,
Эротографом со мною.

Раньше писал и писалось всегда,
Лирикой светлой, духовной,
Только теперь обвинили меня,
В ереси скверной, греховной.

Пусть и виновен, не спорю с грехом,
Каюсь, что много нашлёпал,
Зуд над пародией с новым стихом,
Стал мне причиной наклёпа.

Мы постигая мир умом,
В нём как умеем жизнь живём,
Сиеминутности добром.
Нас, закрывая пути в Вечность,
Размыла бытия суетность,
В ней — жизни тела бесполезность.

Судить всяк может, но не всяк,
Сумеет сквозь загадок мрак,
Понять чем важен был пустяк.
Для тех, кому он всё сломал,
Для тех, кто чином в жизни мал,
Но тоже, о большом мечтал.

Мы судим с наших колоколен,
Решаем, кто чего достоин,
Проблем чужих не глядя в корень.
А где поверхностно суждение,
И большинства — предвзято...