Нотка

В нашем светлом СЕГОДНЯ может солнце светить
Или дождь барабанить по крышам…
Но морозам крещенским не остудить
Счастья дня. Я люблю тебя! Слышишь?

Слышишь, сердце стучит в ритме быстрого вальса?
Приезжай… подари мне рассвет… и останься!

В нашем ярком СЕГОДНЯ будет радость звенеть
Ноткой страсти в строке эпикриза.
Пусть моё восхищенное «О!»
Станет нашим с тобою девизом!

Видишь, цвет моих глаз отражается в море?
Приезжай… подари мне себя… и утонем!

В нашем вечном СЕГОДНЯ просто...

Он был жалок, убог, печален.

Часто кашлял и шмыгал носом.

"Дурачок" — ему вслед шептали

Все подряд, и глядели косо.

Делал вид, что не обижался,

Был приветлив, учтив, радушен.

Притворялся, и улыбался,

Пропуская смешки сквозь уши.

"Смейтесь! — мыслил. — Смотрите сверху!

Я вас выше! Уж я-то знаю!

Ваш удел — мерить вашей меркой!

И за это я вас прощаю!"

Он бродил, незаметной мышкой,

В переулках, где меньше шума,

Спрятан в серенькое пальтишко,

Весь утоплен...

Я витаю в пространствах, хоть сижу у окна,
Тень гардин флёр-де-лис на лице… Мне не спится.
Я, конечно, одна – как планета, одна –
Потому на карниз Ангел Моря садится,

Принося ароматы виноградной лозы
С теплых южных прибрежий, где волны дремают.
Или гость – лунный свет; или звуки грозы –
Нотки в каплях дождя, как пшено, рассыпают

Я всегда жду, что ветер, не забыв про меня
Отовсюду снесет звуки, запахи, вести.
Этих шумных бродяг очень любит Земля…
Но не с ним улетаем скитаться мы...

Я человек, ты человек,
Две капли в этом Мире.
Одна Душа у нас на всех,
Она подобна Лире.

Мы струны в Ней, Вот Дирижер
Взмахнул рукой умело
И зазвучал Оркестра строй,
И нежно, и напевно.

Звучит струна моя, твоя...
Красиво песня льется,
Чуть слышно, нежно нас любя,
Наш Дирижер смеется.

Мы струны, души, нотки мы,
Нас миллион в оркестре,
Теплом любви окружены,
В Его Душе, как в песне.

И ты, и я, и он, она,
Живет оркестр играя.
Звучит струна твоя, моя…
Вот Истина, Песнь Рая...

Вместо пламени – искры на сладкое – слишком сладкое
быстро перегорает – самоубийственная проза мгновения
счастья; терпите, и вам воздастся, обязательно, в непременном порядке,
ещё большим объёмом пищи для долготерпения.
Я не верю в конец света, но я его жду, так, про запас, загодя,
где люди становятся похожими на свою подпись,
где трафаретная проза взгляда хромает оптоволоконной поступью
в высокомерие – как симптоматику потери веры в себя,
и лишь мёртвые знают ответы на все вопросы...

Кипящий желток зимнего солнца, приготовленный на пару
морозного вечера, рисуется в сточных водах высоковольтного волокна;
мачты столбов разевают дорожную пасть, истекая лимонной слюной
в светильники матовых фар; глаза, цвета доброй грусти, бабушкины глаза,

где-то там, глубоко, под спящим мрамором сердца, провожают меня домой,
пока горизонт изгибается, как кошачий хребет, чтобы накрыть панельный скелет
города чёрной паучьей материей под мёртвой лилией лунного света.
Крещение не за...

Я под вальс дождя Шопена,
Зимой еду под дождём.
Вдоль дороги ручей — пена,
Сединой волнистой в нём.

Стук дождинок, звуки вальса,
И журчание ручья.
Смех и слёзы, грусть и счастье,
В этом празднике дождя.

Грусть высокой ноткой, чистой,
В душе вальсу вслед вторит.
Мокрый ворон в небе быстро,
Над дорогой вдаль летит.

Унеси на сильных крыльях,
Ворон в в тучу грусть мою.
Я не сделал сказку былью,
Так хоть песню допою.

В ней звучит ручья журчанье,
И дождинок стук в стекло...

Люблю цветенье миндаля. И трели птиц весною робкой, когда душа чудес полна. И сердце бьётся сладкой ноткой.

Мне запах роз напомнит встречи и чувств моих поток безбрежный. Ведь целый мир сердец мятежных в себя цветок вмещает нежный.

Катальпы цвет напомнит детство. Игривый смех, весёлый, звонкий. И круг подружек озорных. Там рос цветок мой детский, тонкий.

Луизеании прозрачная душа. Ты тайна, цвет миросоздания. Так безупречна твоя красота. Ты ветка мира, тепла, понимания...

Разлился...

Февраль расправил седые крылья, размеренно
падая с нежно-спящей лилии неба
снежной росой. Снег, лёгкий крылатый снег,
растворяется в воздухе, словно сахар в чае.
Ослепительно белый вдох отравил молчанием сердце;
слово, нищие слово, бедное
слово забьётся в сырую душу усталым ветром –
на повестке дня нотки бескровной печали
в недосказанном и недопетом,

пока февраль покрывает хлопком ресницы,
сдувая пенки с безучастно-молочного солнца.
Снежный ком отрешённости, голос, как
треснувший...

Распахнув по шире двери, утро я впущу в наш дом.
Ветерок прохладный, сонный, в листьях винограда, загулял,
И доносит запах роз, пьянящий, томный, оседая сладкой ноткой на губах.
Верю, в это счастье и не верю, ты меня не потерял…
Пузыриться в турке кофе пенкой, кухню обнимая в тёплый аромат.
Растворюсь как солнце в облаках, в твоих ласковых руках…
Белоснежным пледом, нежно укрываешь и чуть слышно шепчешь: Милая, родная…
Утра хрупкая прохлада, разве что-то еще надо, просто быть с тобою...