Нота

Весенних улиц зеленеет смесь
Всё реже славят догмы христианства
Фонарь и церковь, и трамвайный рельс
В апостолах вечернего пространства

Два цокающих рядом каблучка,
И «озверевший» БМВе на повороте
Не заглушат симфонии сверчка
Цикадами озвученными в ноте

Не робкий взгляд смятенье породит
Пройду, не оглянувшись торопливо
На то, что быть смелее мне велит
Под корочкой устойчивая сила

Такая жизнь скудеет, без затей
И гаснет как закат на горизонте
Сменив в душе позицию страстей...

Тень от ограды на узенькой ленточке пешеходной части моста,
словно кожа зебры, словно жилистость жизни – словом, пробелом, снова словом,
золотом, грязью, алмазом, смолой, сколами руд, до горизонта,
где виднеется утренней свечкой маковка церкви
в дымящейся утренней свежести майского марева.
И я иду между строк, проросших берёзами, липами, хвоями,
тополями, осинами, вишнями, клёнами вдоль обочин,
расставляя знаки внимания, оставляя стихи за спиной, представляя себе себя
без нароста...

На бело-розовых ветрах
Судьбы натянутая скрипка.
Игра Шопена...или Бах...?
И то, другое--крепче нитка.

Пронзая девственный простор
Сердец из Само-Искупленья,
Кружится солнечный орёл,
Дух во-творяя в божье семя.

На ярко-огненных ветрах,
Что озарило Духом время,
Случится жизненный размах,
Игра и Баха, и Шопена...
_ _ _ _ _ _

Я поприветствую всех вас
Душой моей. В её обитель
Стекает струнами Парнас,
Мой светлый Дух и покровитель.

Стекает нежно, горячо,
Изъяв из трепета...

Тот полуночный час я запомню,
Как теряли единство слова,
Как гитара пустила корни,
А потом и совсем умерла.

Города, оглушенные шумом
До отчаянной пустоты,
Никогда не поймут, как наутро
Не хватало мне той красоты.

Что осталось? Подобие звука,
Пару нот, затихающий бой...
Чьи-то белые, мягкие руки
Сдавят горло гитарной струной.

В небе сияет луна...
Ноты печально взбесились
В вое волков...

Ты превращаешься в музыку,
В цветы эха, музой лиловою
Растекаешься в пространствах,
Ветром звука летаешь,
Просачиваясь в сновидения,
Затопляя Титаники тонущих смыслов,
Где всхлипывают обиженные гномики...

Прощением над землей,
Прощанием с оболочкой,
Молитвами сердца и трауром потерь,
Вьешься ленточками разноцветных нот
В озаренных спиралях ДНК,
Вливаясь поцелуем души
В ослепительный световой океан...

Замшелым жгутом илисто-мглистые жилы дорог
расползлись по житнице полуночных дубрав.
Мельхиоровой зыбью, звёзды, с заводи из закваски
каменноугольной, смотрят в рукав

индиго-излучины. Разливает зефир кагор
по коронации зодиака. В зените – идеограмма
лунного изобилия, исповедальная каллиграфия
ментоловых трав. Короткометражная драма,

упавшего драхмой листка, заземляет
едко-чёрную жатву, замогильный жребий
камерных закоулков, клейко-кадмиевое кровопускание
селенового колье на...

Мы ближнее познали? и вера ненасытна наша?
надежность и уверенность, плачевна, как
неумехи, и ни мастера, и вряд ли из ребра.
Свои мы принесли на плаху, за что и получили,
маха, того которому дала, но речь ведь не об этом,
да? о чём же? о вере, в ней основа, чтоб подойти
к холсту (и к клёну), где ноты красочны твои, скри-
пичный ключ и баса звон, той какофонии трезвон,
он заменил на звон плачевный, ах да, гармонии
пассаж,…………………………………….
не вечен звук? ни образ? ни янтарь? что обточило...

Соприкасайтесь
с Моим
ПростРАнством!
С ЛЮБОВЬЮ и
РАдостью
Постоянства!
С Белою Сурьей,
Летящей над миром, —
Птицею Сва,
Горнею Лирой!
С Небом Моим
в Объятиях Света!
С Солнцем-Огнём!
Новым РАсСветом!
С Сердцем, Полным
Духа Святого!
С Сочностью Нот
Русского Слова!
Соприкасайтесь
с Моим
ПростРАнством!
С Цветом и Звуком
Вышнего ТРАнса!
С Тонким, ПрозРАчным
Моим Покрывалом!
И постигайте Великое
в малом!
И становитесь
открытыми Небу,
Златому Солнцу...

Раздался звук шкатулки старой,
И воздух вздрогнул вмиг вокруг
Коснувшись струн моей гитары,
Я стал играть, играть на слух.

Пускай фальшивлю, пропуская
Мне все равно- играю для души,
И пусть "К Элизе" для рояля,
Услышав звук в пустой тиши

Я вновь беру свою гитару
Сижу тихонько замерев.
И со шкатулкою на пару
Играем вместе мы припев.

И в этих нотах, всем известных
Я слышу жизнь, мечту, капель
Нет для печали в мире места
"К Элизе" увлекает будто хмель.