Немыслимый

звезды
смотрят сразу во все места
звезды долго, очень долго живут
у них своя жизнь, своя судьба
звезды летят, никого не ждут
ты не поверишь
ты тоже Звезда
своя планида, своя орбита
огроменная в тебе Красота
только нужно одно
чтоб она проявилась бы
нужно, как в детстве
закружится в вихре
в вихре белом быстро - быстро
и закричать сильно неистово
и ощутить себя красивым
немыслимо

В России коль родился – так молчи,
А не молчишь, то будь тогда поэтом.
Какие же вы дети, богачи!
Придурки перед целым белым светом!

Какую бы фигуру ни лепить
Из пластилинной лжи в продажном списке,
Верховного Судью не подкупить
Ни взятками, ни шлюхами, ни виски.

Вы мыслите, что царствовать навек
Вам суждено Фортуною пресладкой
И что навеки русский человек
Склонился перед волей вашей гадкой.

Какая глупость! Бешенство – и то
Вам доктор исцелил бы в два укола.
Учение немыслимо...

Вспоминаю годы школьные,
Когда было много подруг и друзей.
Иногда задумываюсь, что тогда было бодрей!
Но сейчас я осознал, что слово друг гораздо важнее!

Закончив школу, все разбрелись кто куда,
Вот так и начали испаряться друзья!
А всех кого могу я другом назвать,
Не трудно, на пальцах пересчитать!

Время не лечит, время калечит!
Со временем кто то просто стал забывать,
И времени не вернуть назад!
А еще были те, кто предал ради выгоды своей!

Я рад что все живы, здоровы!
И...

Скажи мне, что изменилось
В моих не мудрых словах?
Осень шалью укрылась,
Покой на свободных губах.
В темных глазах отражение
Затихших на время штормов.
В ладонях следы притяжения
Тепла от потухших костров.
Опавшие листья шумели
Под ритм одиноких сердец,
Тревожные души все пели,
Мелодии плыли в конец.
Немыслимо петли скрипели
Моих не закрытых дверей.
Опавшие листья летели,
Спаси меня или убей!

Я думал, что на свете счастья нет
И нет душе потрёпанной покоя.
Казалась смерть желанной как рассвет.
А жизнь казалась тем о чём не стоит
Мечтать и чем не стоит дорожить,
Лишь горькой чашей скучной грязной лжи,
Которую испить мне суждено.
И я желал скорей увидеть дно,
Допив до капли собственную долю.

Ах, как я изумительно страдал,
Реалистично, красочно, серьёзно.
Ветра судьбы валили на повал
И я катился мячиком бесхозным
По мрачной и ухабистой судьбе,
Не нужный миру, людям и себе...

Когда над Голгофой кровавился Крест,
Никто и не мыслил того,
Что вера в безсмертье сойдёт от него
До дальних немыслимых мест.

Что мир наконец то ученье обрёл,
Что чаял досель неспроста.
Что гордого Рима надменный орёл
Смирится под сенью Креста.

Но Тот, кто казним был в трагический час,
Насколько утешен быть мог,
Что злобные твари у прОбитых ног
Признают, что Он – это Бог?

Какою же силой, вися на Кресте,
Возможно сказать для веков:
«Отец, отпусти им во их простоте
Свершение...

Он коллекционировал заскоки,
И как психолог наблюдал
Кому что вышло в жизни боком,
Кто чем кипел, пылал, страдал.
И с мудростью недостижимой,
Вбирая опыт погорельцев,
Историй знал неисчислимо, —
Таит капкан какое дельце.

Любовно ворох впечатлений
Рассортировывал в судьбе:
Ведь каждый псих немножко гений,
И каждый гений — не в себе.
Свою коллекцию заскоков
Он до последнего хранил.
И вдруг рехнулся ненароком.
Врачу музей души открыл.

И врач сказал в ответ устало,
Перелистав...

Про то с годами только чаще,
Всё помнить сердцем нам веля,
Вновь навевают лес шумящий
И белорусские поля.

Под светом лунным несказанным
Фрагмент из судеб непростой.
Как шли к дороге партизаны,
И залегли в траве густой.

Неспешно, будто с неохотой,
По ней тревожным гулом в ночь,
Колонна двигалась с пехотой,
Её разбить, своим помочь.

И вот уж бой, летят гранаты,
Пришло держать врагу ответ,
За имена, что были святы,
За близких тех, которых нет.

Ведь слава богу после Курска...

Мир детства, как же он прекрасен!
Нет ничего чудесней мира детства.
Легкость, беззаботность, доброта,
Наивность, непосредственность, беспечность
И счастье детства не покинет
Душу, сердце наше никогда.
Ребенок в детстве хочет быть
Большим и взрослым,
Тянется во взрослую он жизнь.
Но такое, конечно, не возможно.
Взросление приходит к нам с годами,
Лишь детство не вернется никогда обратно.
Но все же в душе не покинет нас детство.
Но в сердце твоем оно навсегда.
А вдруг ты...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...