Не заладилось вначале

«Обрывками эха подслушанных истин
Я больше звучать не хочу.
Оставь меня, джинн мой*, ты не бескорыстен,
Отныне тебе не плачу

Ни золотом строк, ни кичливой душонкой, -
Мне не по устам этот мир!
Теперь обходи меня, джинн мой, сторонкой –
Проигран последний турнир.

Уже их не будет - что толку под Солнцем
Свечам состязаться в огне!
Что толку соперничать в пении сносном?!
Мой джинн, помолчим в стороне.

Народ рукоплещет причудливым вракам,
Чтоб завтра забыть их вконец.
Отныне Кааба...

Всё это было. Было до и было после,
Но всё, что до – то не дожило вовсе,
Но было Слово. Слово было до Начала,
Но Слово было Алефом вначале.

Всё это было. До пришествия Христова.
И - до Нашествия. И – после... Но до Слова.
И – до Потопа... до Распятия... до Веры...
До Искушения и до... до Смерти первой.

Всё это было. Было до и были струны...
Дорога дальняя до самого до края
От Ада Божьего до Дьявольского Рая,

И это все до времени безумно,
А в небе шли военным маршем чьи-то Луны...

Синее солнце, как это необычно!
твои лучи не обжигают, они ласкают взгляд,

пробираясь как партизаны сквозь толстое одеяло воды,
завораживают, увлекая за собой в неведомое...

и я хочу взять тебя с собой...,
ты увидишь необычные красоты подводного мира,

но ты чего-то опасаешься, боишься…
твои лучи преломляются,

ты вредничаешь, как девчонка на первом свидании...
не бойся, пойдем поглубже, я с тобой

будет вначале странно, холодно, непонятно,
но ты справишься, ты сможешь...

Высоко…, у кромки туч, бьют ключи из горных круч,
Воедино льнут в пучину, шумный гам, неся в низину,
С фактом гордого начала, смыслом бурного движенья,
Сток сбивается в стремнину и несётся вниз, в долину…
Вдоль стремительной дороги чёрны скалы и пороги,
К изумительному диву, поток черпает в битвах силу,
Дольный мир, успеха ради - орошает влагой корни и
Толкает Явь к рожденью, второпях и к удивленью!
Жизнь рождается в пучине, буквой изовьётся в Книге
Вечной, странствуя по миру - от...

…утром снился мне тигрёнок
чудный ласковый рябой
на кушетке без пелёнок
близ игрушки дорогой…

…сладко ладился ребёнок
славный мир внимал такой
где вначале будет робок
а затем субъект большой…

…небом послан сей зверёнок
как лучик солнца внеземной
больше жизни он мне дорог
ибо масти золотой…

Теперь я вижу, что забава (соблазны «сладости» лизать) –
Довольно горькая отрада, пред нею трудно устоять…
Поверьте, то есть не отрава, где колдующая смесь
Вначале промурыжит слабо, а затем взведёт на спесь…

Настоящая «приправа», где компонентов и не счесть,
Эт изнуряющая слава и бесконечная сластёна-лесть…
От такого отказаться мало, коль поглощающая сласть
Обнажённое извивает жало, а потом являет власть…

В забавах – мерное начало, по жизни праведная резь,
Вычерчивает верное...

Когда сердце рвется на кусочки
и в душе невыносимая печаль,
ты уезжаешь......, небудет ничего
и мне немного жаль.
Мои глаза наполнены печалью,
мне будет очень грустно без тебя
ты был так нежен,может груб вначале
но это придавало нам лишь волшебства.
Я знаю,три недели это много,
но моё сердце будет ждать тебя
ты приезжай быстрее мой любимый
Я буду ждать,я буду ждать тебя.

Мы сидели на причале
И смотрели в глубину.
Воду трогали вначале,
А потом волну качали.
Раскачали! Ну и ну!!!

Родилась волна в итоге,
Покатилась на простор.
Мы не зря мочили ноги,
Приподнялся вал пологий
Выше палуб, выше гор.

Забурлило море, ах ты!
Не волна, а ураган
Опрокинул нашу яхту.
А на яхте бросил вахту
Безбилетный таракан.

Утащила куклу Маши
Непослушная вода.
Смыла пять песочных башен,
Размешала стены в кашу
И обрызгала кота.

Я отмечу, между нами,
Вышла...

Богородице.

Божья матерь, пресвятая Дева! Что же ты две тысячи лет делала,
С неба, взирая на скорби людские, нас утешала и с нами скорбела?
Или внимала, как души мирские тянут занудливо: – Ave Maria?
Каются в смертных грехах, чуть дыша, зная, что вскоре опять согрешат.
Было ли время, когда ты смеялась, сыну тепло и светло улыбалась?
Вечный твой образ печалью прекрасен не потому ли, что подвиг напрасен?
Не потому ли, что с Роком не споря, матери сохнут и чахнут от горя,
На крест, ссылая...

Я закрыл за собой дверь
и остался один
в сумеречной комнате
вечером, закупоренный
словно Джин.

Вдруг куда-то исчезло окно, –
затянулось бетонной стеной;
стало совсем непроглядно черно,
хоть ты вой.
Я пытался нащупать,
где кнопочка – свет,
но выключателя на месте
как не было – нет.
И если не хочешь мне верить –
пожалста, не верь:
замуровался
последний выход –
дверь.

Оказавшись в чертовом кубе –
в кристалле о восьми сторонах,
я испытал вначале
неописуемо-изумительный...