Не верь не бойся не клянись

Я давно, не боюсь умереть,
Мне давно, в смерти нет наказания,
Жаль лишь, что не смогу всё допеть,
И исполнить, души все желания.

Не спешу, в дату смерти своей,
Но признал, что её срок не сдвину.
Всё решает судьба — наших дней,
Вплетены нити в мира картину.

И различные нас величины,
Включены в мира суть и состав.
Не родиться до срока, не сгинуть.
И жить нужно, как есть всё приняв.

И не вижу я в данности смерти,
Для себя неизбежного зла.
В ней Небес нет ни гнева, ни мести...

Вы мне не верите, всё верно,
Кто я такой, кто я такой.
Вам моё имя неизвестно,
Я вам чужой, я вам чужой.

И безразличен абсолютно,
Я вам во всём, я вам во всём.
Ваш взгляд скользнёт – ах вроде будто,
Я вам знаком, я вам знаком.

Знаком лишь шапочно, неважен,
Не сват, не брат — не сват, не брат.
Таких — вокруг второй здесь каждый,
В толпе шумят, в толпе шумят.

И вам мне верить нет резона,
Но и не верить его нет.
И равнодушно, дыша ровно,
Кивнёте вы на мой привет.

Всё верно...

Ах напрасно, я верил в легенды,
Лгали сказки красивых былин.
Кровью куплены были победы,
Да печалью тяжёлых годин.

Веру в доброго Бога народам,
Насаждали огнём и мечом.
Грабежи войн священным походом,
Объявив, осеняли крестом.

В своих храмах, Богам помолившись,
То что выгодно, звали добром.
Себя обществ назвав светом высшим,
Жили власти народным трудом.

А народы во все века трудности,
На себе, людей мира несли.
И наивно, вождей своих мудрости,
Веря, строили блага Земли...

Нам ли в лунную полночь лежать у ольхи?
Может просто до чёртиков диких напиться?..
Иногда чтоб любить, мы читаем стихи,
Иногда пишем стих, чтоб в кого-то влюбиться.

Не гляди на слова, отодвинься от строк,
Всё, что спето вчера, хороню на бумаге.
А в груди, как и раньше, беснуется рок
И безумное сердце земного бродяги.

Расскажу тебе тайны далёких былин,
Обласкаю твоё ненасытное тело…
Но по лунным дорогам гуляю один,
Чтобы лучше писалось да ярче горело.

Ты погладишь ладонью тату...

Седой парикмахер, безбожник и циник
Епископа взялся пред Пасхой постричь,
Чей взгляд поражал глубиною и синью,
Сумевшего тайны святые постичь.

Он веки прикрыв, отдыхал от молений
И праздника ждал воскрешенья Христа,
Лицом был похож на погибшего Меня,
Стезя за плечами, увы, не проста.

Вином подогретый иль бесом ведомый
Цирюльник внезапно вскричал: «Бога нет!
Достаточно выйти на площадь из дома,
Больных и голодных печален буклет.

И сколько же в мире сей горькой...

До сей поры я не приду
В себя никак,
Ну это ж надо -
Быть такому ЧУДУ!!!

Китайцев - с х.ем миллиард,
А всё ж пустяк,
Евреев меньше в тыщу раз -
Они ПОВСЮДУ.

рыцарь вернулся из Святой Земли
и встретил уже взрослого сына
- А если Чаша Грааля скажи?
деревянною ли чаша была?

Отец, перекрестившись и выдохнул:
- Есть!
- Так, где же она, скажи мене!?
отец усмехнулся
и сказал: - Здесь!
в груди, всегда она была

взор разгорался и Рыцарь встал
вокруг пространство гудело
сын взглянул в Небо
и вдруг закричал
в нем Чаша Грааля запела

Уходят льды, вскрываясь...
Спокойно, не спеша
Течёт тихонько Кама,
Окрепшая душа.

И, словом, по старинке,
Стихи слагая вновь,
Нашла таки тропинки
К себе самой Любовь.

И, тонким, покрывало
Снимая на века,
Дарила себе право
Уверенного Я.

Злодей пусть и исправится,
От злодеяний он, однако ж, не избавится –
Всё наше прошлое поодаль
За нами терпеливо продвигается.
Большая свита
к концу жизни
собирается.
Не ведаем цены своих деяний,
Две лепты лишь важны на Небесах,
По Божьей Милости добро нам отпускается,
У Божьей Милости злодейство на весах.

Сильнее став ветра надежды,
Наполнят паруса мечты.
Фантазий яркие одежды,
Мираж сошьёт из пустоты.

Накину их на будней серость,
Скрыв неприглядность бытия.
И мир изменит жизни мерность,
Вернув всё на круги своя.

И берег высохших желаний,
Накроет новых дел прилив.
Проклятья тёмных заклинаний,
Волною света с него смыв.

И сердце вновь быстрей забьётся,
И взгляд вновь станет молодым.
И вновь поэт во мне проснётся,
Бродяга, странник, пилигрим.

Блажен, надежд своих безумством...