Не убит не распят не расстрелян

Почему я боюсь просыпаться,
Почему мне так страшен рассвет?
В своих собственных грезах скитаться,
В своих снах обрести свой конец
Мне милее, чем, вновь просыпаясь,
С каждым днем, с каждым часом смотреть
В этот мир. И страдать, улыбаясь,
Каждым вздохом приветствуя смерть…
Я чужой в этом мире, я пленник,
Что жестоко на дыбе распят;
Я угас… Я стою на коленях
Возле призрачных адовых врат…
Мне осталось немного – неделя?
Или час? А потом я уйду…
Для меня остановится время –
Я навеки...

Когда яблоко с ветки срывала,
ей послышался голос Отца:
«Только б это мгновенье не стало
настоящим началом конца!
До чего же ты, Ева, упряма!
Ну да ладно. Решила – срывай.
Только яблоко это Адаму,
заклинаю тебя, не давай!
Предложив угощенье такое,
превратишь ты барана в козла.
Ты разбудишь начало мужское,
а оно – средоточие зла!
Плод заветный в Адаме пробудит
неуёмный задор боевой,
и поверь: его тело не будет
никогда уж дружить с головой.
Зло в душе его возобладает
и собою...

Как важно вовремя уйти,
Чтобы остаться в доброй памяти,
Не воздвигая на груди
Своей
из звёзд забор и памятник.

Уйти, не злить свою судьбу,
Найдя преемника отважно.
(Но только не с клеймом на лбу
И не с душонкою продажной).

А он остался и дожил
До анекдота, до маразма.
И гроб, где он навек почил,
О землю шмякнул безобразно.

Глухой толчок в груди страны
Землетрясеньем отозвался.
Трясло рукою Сатаны
Союз, пока он не распался.

Как важно вовремя придти,
Когда ещё не стало...

Я мыслю жизнь в своем размере и, создавая свой поток,
Осознаю, по крайней мере, что лишь нащупал свой шесток.
Познать себя – вот в чем задача; и в сложной схеме бытия
При жизни будет ли отдача, ответ не важен для меня.
На этом историческом отрезке я в будущее нить веду
И, мысли рифмой отражая, предсказываю нам беду.
Всё, что сегодня происходит, увы, потомки не поймут,
И с высоты своей культуры нам по заслугам воздадут.
И замахнётся брат на брата, и плюнет сын в лицо отцу,
Да, будет...

Чего ты боишься, брат?
Мгновение старше мира.
Кто был за тебя распят,
Смеётся на все четыре.

Кто будет тобой спасён,
Спасёт бесконечность света.
Взорви хоровод имён,
Танцуй тандаву завета.

Открой себя небесам,
Взлети к занебесным водам.
Всегда и везде ты сам -
Любовь, закон и свобода!

Святую Правду притесняли,
Предпочитая чистой ложь.
Её с убийцами распяли,
Не испытав при этом дрожь.

Да и зачем, кому Такая
Нужна средь «праведных» людей?
И, фарисеям потакая,
Глумились воины над Ней.

А ложь, заняв правленья кресло,
Делила праведный мундир.
Но Та взяла да и воскресла,
Перечеркнув неправды мир!

И ложь бежала в тьму страданий,
Забрав с собой кровавый нож…
С тех пор вещают христиане,
Как Правда победила ложь.

Ничтожней червя Разум мой,
Грызёт, затихнув где-то в голове,
Смерть явилась за мной,
Я видел её лежащей в траве.

Я был распят тогда во сне,
Толпою палачей Жрецов Святых
И был сожжен, но не в огне -
В пожаре зависти людей других.

И вот теперь я вновь иду,
По острию кривых шипов Судьбы.
Я растворяюсь вновь в Бреду -
Но осознал Творец моей мольбы.

Мне хочется оставить всю охоту,
И раствориться в пыль небытия,
Но льется жизнь из горла, словно рвота,
И бесится желаньем жития,
Толкая в расколдобину-дорогу.
А горизонты спят
И мир распят
На вечной безысходности земного,
В иллюзии слащавых голосов.
Одна любовь,
И та несовершенна,
Но все же есть, не вырвешь, не соврешь,
И оттого всегда на всем решенье,
Дыши в запой,
Живи, пока живешь.

Быкуют нелюди в Георгиевском зале,

Иудами народ родной поправ, в хмельном забвении последнее отняв,

Сосцы златой мамоны ублажая,

Хвалились пьяно, у кого из них на смерть сирот и хилых стариков поболе прав.

Быкуют нелюди в Георгиевском зале,

Под звон хрустальный тонет страх в вине.

Их души черные под сводами стенают,

Запроданные в рабство сатане.

Быкуют нелюди в Георгиевском зале…



О, вы! Распять готовые соседа за поцелуй тельца златого,

Не ведая беды души во...

Я - хозяйка в тесном доме,
Но живу впотьмах,
Пахарь-Свет зерно уронит
На моих полях

В дальних рощах пусто, голо,
Мокнет лист на пне,
Зимний гость, седой Никола
На пути ко мне.

Стукнув ставнем, вровень станет
Страстотерпный лик,
И приветливо заглянет
лубяной старик,

вдруг пахнет коровьим летом
из земных хором,
и зальется белым светом
потеплевший дом…


Обмелели норы рачьи,
Камушки на дне,
Рыбий царь, кряжистый Лаче
Машет гривой мне,

"Дочерей моих и деток,
Парень, не...