Не стой

Опять во сне монах-аскет
в черной рясе стоя, плачет,
а бездыханно перед ним
его же статуя маячит.
Сурово сжав челюсти камня,
взирая на ничтожный мир,
будто ему известна тайна
он покидает мир...

Воздевши к небу перст шпиля
стоял костел, во вне
стояла статуя моя...
Да слава вся Тебе!

Связало тишину узлом видений сонных
Крыло ночное, выползла наружу
Луна из черной преисподней
Полотна́ вселенской стужи,
И замерцал далеких солнц небесный караван,
Узорный ряд выстраивая статно
Созвездий, судьбоносный океан
Ложится на судьбу, пронзая воздух ватный
Холодною зарей, в пустыне бессловесной
Гуляли духи по градам и весям
Сказаний древних о победах ратных,
О государях-самодержцах, родом знатных,
Под облаками летописной пыли
Стирая грани вымысла и были.
Земля эта...

Всё это было. Было до и было после,
Но всё, что до – то не дожило вовсе,
Но было Слово. Слово было до Начала,
Но Слово было Алефом вначале.

Всё это было. До пришествия Христова.
И - до Нашествия. И – после... Но до Слова.
И – до Потопа... до Распятия... до Веры...
До Искушения и до... до Смерти первой.

Всё это было. Было до и были струны...
Дорога дальняя до самого до края
От Ада Божьего до Дьявольского Рая,

И это все до времени безумно,
А в небе шли военным маршем чьи-то Луны...

Ох, нелегок, окаян
путь на Тихий окиян
от балтийских от морей
да по вотчине моей.
Да по вотчине -
краю отчему,
по убогой
да по красивой
стороне-стране моей
по России.

И стоят вдоль дорог часовые -
верстовые столбы, верстовые,
вдоль дорог, что - в дворцы и остроги,
вдоль дорог, где - любовь и тревоги,
вдоль дорог, вдоль дорог.

Ох, трясет же и мутит
да на этом на пути,
на пути из края в край
душу вытрясет, считай.
Душу вытрясет
этот беспросвет,
сколько силы
да положили...

Ивы ветви к реке склонили,
здесь стояли когда-то вдвоем,
мы любовь свою здесь хранили,
а теперь здесь стоит просто дом.

Здесь детьми, мы играли в прятки
Целовались,девченками , тут,
здесь решали жизни загадки,
и сюда приводил дальный путь.

Но теперь от большой деревни,
старый домик, лишь у реки...,
и ворота, где песни пели,
зазывая невест женихи.

Я пришла, и взглянув на обитель,
давних лет, и махнув стариной....,
этот дом-мой старинный родитель,
не пройти мне тебя стороной...

Да, жить порой бывает сложно,
Не можем выдержать потерь.
Но всё же радоваться можно,
Ты только лишь в себя поверь.

Не обращай на зло вниманья,
Не обижайся ты за боль,
И все душевные страданья,
Не повстречаются с тобой.

Ведь так приятно быть счастливой,
Душой и телом, и всегда.
Й чтоб в мире этом быть любимой,
Не стоит плакать никогда.

Пускай вокруг витает страх,
Пытаясь внутрь тебя проникнуть.
Встречай его с улыбкой на губах,
И знаю сможешь от него отвыкнуть.

Не стоит...

Так часто вижу я во сне как на яву
Далёкий древний город
И там мой дом и пышный сад
И раскаленное от солнца небо
И там как прежде всё живут
И бабушка моя, и деда.
А вот и я, тут, босиком,
По раскалённому асфальту бегу.
А мне на встречу
Горячий ветер бьёт в лицо,
И мне так весело и хорошо.
А горы окружающие город
Как каменные великаны там стоят.
И на вершинах их снега
Как будто белая папаха
На голове у чабана,
Что гонит по горам отару.
Средь этих гор стоит
Мой древний город...

За молитвою вслед отворился железный засов.
Дверь открылась в знакомый до боли, восторженный мир.
С гор текли ручейки, разбиваясь на сто голосов,
Голоса наполняли собою прозрачный эфир.
На гранитной плите там покоились чаши весов,
Фолиант, безнадёжно зачитанный кем-то до дыр,
И струился песок золотой из песочных часов,
Рядом старец стоял с бородою, одетый в подир...

Он стоял неподвижно, глаза устремив в небеса,
Опираясь на посох, и что-то неслышно шепча.
Вдалеке за холмом синевою...

Закон величия есть неподвижность!
Текла здесь только времени река.
Как хороша здесь форм Твоих недвижность!
В безмолвии смотрел Ты на века.

Ты помнишь дни, когда восстал из моря
И пенная волна Твой омывала лик,
Но Ты всё рос, не ведая простора,
И вот поднялся Ты, прекрасен и велик!

Могучей силою Ты поднят был над морем.
Оно ушло… оно теперь вдали…
И Ты стоишь свободно на просторе,
Взираешь на людские корабли.

Перед Тобой роскошнейшие дали!
Безбрежье! Дымка! Синих...

Богородице.

Божья матерь, пресвятая Дева! Что же ты две тысячи лет делала,
С неба, взирая на скорби людские, нас утешала и с нами скорбела?
Или внимала, как души мирские тянут занудливо: – Ave Maria?
Каются в смертных грехах, чуть дыша, зная, что вскоре опять согрешат.
Было ли время, когда ты смеялась, сыну тепло и светло улыбалась?
Вечный твой образ печалью прекрасен не потому ли, что подвиг напрасен?
Не потому ли, что с Роком не споря, матери сохнут и чахнут от горя,
На крест, ссылая...