Не скули не плач

Что же нас так привлекает
в спорте по имени «бокс»?..
Нравится нам, как ломают
челюсти, скулы и нос,
и как перчатка срывает
с черепа нежную бровь,
и как лицо заливает
вдруг побежавшая кровь?..
Нравится, как раз за разом
бьет кулачище, круша
то, в чем покоится разум,
то, в чем ютится душа,
то, что хвалёный наш гений
не в состоянье понять,
то, перед чем на колени
нам не мешало бы встать,
то, что, хотя и похоже
на размягчившийся воск,
но называется все же
очень внушительно: «мозг...

Видишь, голуби хлебные крошки с ладони клюют.
Видишь, рыбы хватают наживку с железных крючков.
Ночь бессонная солнышку молится. Пару минут,
чтобы сон досмотреть,залетевший из рощи веков.

За всплывающей с грунта подводною желтою лодкой,
луч небесный беспечно по синему морю скользит.
Цирковая лошадка- по кругу. Бутылочку с водкой,
фрак в заплатах и маску веселую клоун хранит.

Запах старых опилок,пудовая гиря,окружность арены.
Гуттаперчивый мальчик под куполом цирка.Каштанка скулит...

Напившись болью, изувечив себя стыдом,
Вгрызаюсь в человеческое месиво московских улиц.
Круговерть из недобрых, холодных, закрытых лиц
засасывает –
сбивает –
сминает –
растворяет.
Это так страшно – быть
поглощенной,
погребенной,
стертой с лица земли
толпой!
Но я не могу больше прятать свой страх
за толстой кирпичной стеной комфортабельной
квартиры из трех комнат и раздельного
сан-
узла!

Ты ушел, убежал и, боюсь, навсегда
стал частью московских запруженных улиц...

Возвращайся домой!
Нет без дома тебя и меня.
Этот дом был тобою когда-то согрет…
Возвращайся!

Без тебя сад засохнет от горя
И хлеб загорчит,
И вино станет кислым.

Я стою у ворот и не в силах глаза отвести
От дороги, которой ушел ты.
Сейчас ли, вчера ли…
Не имеет значенья –
Имеет значенье лишь то,
Что тебя нет со мной,
И все чаще наш сын забывает
Спросить об отце.
Возвращайся!

Так сияет пшеница на солнце,
Как кудри твои.
А те сливы на ветках
Глазами твоими глядят на меня...

В истоме нежной жмурятся коты,
воркуют голуби - любовное похмелье.
В метро лесном прорыли ход кроты
до станции "Подснежники апреля".
Король напялил шутовской колпак
и ну, строчить весенние указы...
По новым правилам обязан всяк дурак
Смеяться над собой в день по три раза.
Кривое зеркало - в музей, как экспонат!
Хохочет филин -властелин потемок.
Последний грош ценнее ста карат
для нищего с дорожною котомкой.
Прокисли дрожжи старых добрых дней,
от голода свело придворных скулы...

В собачьем отечестве нету пророка,
чуть лаять начнешь - не получишь еды.
Живешь у порога и так одиноко-
ни лапу подать, ни напиться воды...
Бросает хозяин то кость, то игрушку,
а сам три котлеты съедает в обед!
Ах, если б не жалость к хозяйке-старушке,
давно бы сбежал...Бультерьер, мой сосед.
уехал на дачу. Прекрасная будка,
гуляет по травам зеленым на воле.
А тут , хоть скули, несваренье желудка
и мысли о Полли( хорошенькой колли).
Собачьей мечте не положено крыльев,
мы, чай...

Вокзал Ленинградский,
пафос витрин
и пустота улиц.
Я к единственной, к Анечке, еду в ночь,
в который раз
К чёрту, послав благоразумие!
Пустота вокруг, а в душе вулканы
Рвут и мечут души лохмотья.
И поезд, словно большой Полкан
Тащится в ночь неохотно
Его бы пришпорить - полетел бы стрелой
скуля,
На ходу вверх вздыбливая рельсы,
Чтобы я к богине моей
так медленно не плёлся
Или времени реку запрудить…
и взорвать плотину,
Чтобы в его волне-цунами ночь скорее минула...

Чем теперь тебе уже помочь?
На дворе позёмка крутит лихо…
Бабушка топила тебя в ночь.
Ты, ещё тепла и дышишь тихо.

Чайник остывает за скулом*.
На горнушке сохнут рукавицы.
Я сижу за кухонным столом.
Подомной скрипят чуть половицы.

На тебя, на старою, смотрю –
Много ль оттопить тебе осталось?
Помнишь, сколько люду в старину
От твоей заботы согревалось!

Только те денёчки далеки.
Ты уж вся осыпалась, родная
И наводишь повод для тоски,
Потихоньку жизнью отгорая.

Покопти ещё...

Ты говорил, не хочешь ангела пленить,
Ты говорил, не хочешь отнимать свовбоду.
И объяяснял, что лучше мне забыть,
Ведь ты дворняга неизученой пароды...
Ты знаешь, не люблю рабов...
И не люблю я жалких присмыканий...
Я видела бульдогов без зубов,
слюнявых жалких, жаждющих вниманья...
Пускай дворняга ты, но можешь укусить!
За это я тебя и уважаю...
Не будешь ты, скуля меня просить,
любви как будто подаянья.
Иди ко мне, приляг у моих ног,
останься рядом, только не кусайся!
Я ангел...

Он бился головой о стену,
Скуля, как одряхлелый волк:
«Друзья, пургену мне, пургену!» –
Как будто есть в пургенах толк.

Он извергал на землю пену,
В траву струился биоток.
Взгляд устремив вдаль – знать, к Эдему, –
Он вдруг взбрыкнул ногой и... смолк.

Путь к Богу прост для человека:
В обед сожрал полчебурека
И вот уже в раю душа.

Мне друг сказал тогда: «Вовеки
Я есть не буду чебуреки», –
И... откусил полбеляша...