Не нужен ни рим ни париж

Я мечтала увидеть картину,
Ту, что краше всех во вселенной
Я хотела найти мужчину-
Воплощенье любви нетленной.

Я надеялась ярких красок
Сочетанье дивное встретить,
Я алкала нежности, ласк,
Доброты - в одном человеке.

Я искала ее годами
По музеям старого Рима
Меж дорогами, городами
Столько лиц в толпе пропустила…

Вдруг наткнулась на мысль простую:
Белый холст лишь нужен и кисти,
Я портрет сама нарисую
Идеального принца жизни.

Я писала картину маслом,
Акварелью...

ПРОЛОГ

Сын-подросток серьёзно, по-взрослому
пожилого отца попросил:
«Расскажи мне про первоапостолов».
А отец – как язык проглотил.

С полминуты он думал мучительно,
свою память, как мог, напрягал,
а потом вдруг ответил решительно:
«Это те, кому Бог помогал
делать всю мировую историю,
становиться её костяком.
Не силен я в библейской теории
и с религией мало знаком,
но четыре апостольских имени
я могу тебе всё же назвать.
Если спутаю что, извини меня.
Но на мелочи, в общем...

Хотела ты в Верзон –
Поехали в Верзон,
Хотела ты в Везоль –
Поехали в Везоль,
Хотела ты в Фонфлер –
Поехали в Фонфлер,
Хотела в Гамбург ты -
Поехали туда
А я хотел в Анверс –
Но мы – опять в ГамбУрг
Увидеть я сестру твою
Хотел – а вижу мать,
Вот опять....

Покинули потом
Любимый твой Верзон,
Покинули потом
Любимый твой Весоль,
Покинули потом
Любимый твой Фонфлер
И Гамбург наконец
Остался позади
Хотели мы в Анверс
Но были лишь вблизи,
Тебе милее мать,
А мне – твоя...

В Великом -Устюге далёком,
На севере в холодной мгле
С полярным кругом одиноким
Дед думал думу в декабре.

Как привезти подарки детям
Чтоб всем хватило и на всех
На елках чтоб всем Васям , Петям
Им было много всех утех,
Чтоб слышен был веселый смех.

Но встала фабрика игрушек,
Чубайс понял тариф на свет,
Еще ведь мало погремушек,
Цветных шаров- ну просто смех,

А шоколадок и мартышек,
Свиней и козочек- чуть-чуть
И хорошо что много мишек,
А то бы было просто жуть.

Ах...

Я начал праздник в декабре
Отметив славно Рождество
Не то, что наше - в январе,
А то - не наше торжество.

Потом неделю продолжал
С Европой вместе отмечать
И к тридцать первому устал,
Не в меру пить - тревожно спать.

Заснул, метался, видел сон
Там древний Рим и Ватикан
Григорий, Цезарь, Цицерон.
Беседа шла через века

Про календарь был этот сон,
Сидели Цезарь и сенат,
А выступал сам Цицерон
В речах используя наш мат.

Так говорил: - Какого хрена?
Гай Юлий Цезарь, … твою...

Братья светлые! Пришла пора!
Мы желанные гости народных чаяний!
Мы не станем больше скулить с заднего двора,
А придём прямо в столицу наших мечтаний!
Через главные врата мы пройдём громогласно,
Чтобы каждый, чтоб все осознали,
Что слова мои — не только слова, а опасность,
Звенящая острейшей сталью!
Я сам убедился в скудости душ
Священников и фарисеев,
Которые в болоте алчных нужд
Утопили заветный ковчег Моисея!
Гибнет в братоубийстве Палестина!
Неспроста зверствуют секарии во всех...

1
«Вот дядя — Чёртово отродье!
И, всё ж, разврат — его сгубил,
во пьянку вляпавши колодье,
здоровья пыл — вконец добил!
Но сильно как, в нём, святотатство,
«срубить» чтоб, под шумок, богатство,
а на делёж — халявы рой,
головняком мне — в геморрой,
ведь стать сиделкой должен буду,
коль мнение родичей — Закон,
а я, как лох, ну..., дурагон,
но «косяка» - не забуду...
И если «крякнет», в кутерьме,
оставлю всех козлов, в дерьме!»
2
Так зло металось в теле Беса,
кто мчался — словно...

Сегодня ты почти в умат,
Неадекватный адвокат,
Ты сам себе поставил мат
И выпустил струю.

Тебе стучат, тебе звонят,
Слюнявят баксы, точат яд,
Но это все не стоит трат,
Ты мир послал к бую.

Ты не Вольтер и не Дидро,
Но ты смотрел на мир хитро,
Пока хомяк посет добро,
Не слезть тебе с конька,
Но неожиданный финал,
Остановив безумный бал,
Ты заработал высший балл -
Твой памятник - века.

2
В карты играть - нельзя,
Дама побьет туза,
Больно - до синяков,
Больше - без дураков...

Тяжёлая лира, ложащаяся на европейскую ночь, на изодранное сознание
ночного Парижа; тихий ад, поднимающийся в первоначальной
стройности, строгости, и, падающий вниз головой в мыльную пену прибоя;
не видно ли Вергилия за плечами – нет –
лишь наэлектризованное одиночество, седое,
жёлто-бледное, всезнающее, как змея, вслушивающееся в правду стекла.
Свобода души – против чуждого мира, против болезненного огня
плоти, изъеденной холодом, туберкулёзом, раком, фурункулёзом;
жёсткая койка...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...