Не боись

Когда безбашенно зарницы
собой осветят целый мир,
начнётся бой и будут биться,
забыв положенный ранжир,
за обшую идею Веры,
за Иисуса и за Крест...
И снова небо станет серым,
и шум наполнит всё окрест...

Нельзя тратить последний патрон,
Отбиваясь в бою от врагов.
Для себя оставляется он,
Чтобы плена не ведать оков.

Чтобы враг не сумел, сбив прикладом,
Превратить бойца этим в раба.
В скот рабочий, в ничтожного гада,
Лучше смерть, чем такая судьба.

Здесь забыли давно канонаду,
Ужас, боль и тревогу войны.
Право выбора дал Бог в награду:
Сами, вид рабства выбрать должны!

Право выбора смерти отдали,
Мы, с последним патроном Богам.
Чтобы в Рай они нас посылали,
Или в ад — тех, кто...

Четверть века назад отгремели бои.
Отболели, отмаялись раны твои.

Но, далёкому мужеству верность храня,
ты стоишь и молчишь у святого огня.

Ты же выжил, солдат! Хоть сто раз умирал.
Хоть друзей хоронил и хоть насмерть стоял.

Почему же ты замер - на сердце ладонь
и в глазах, как в ручьях, отразился огонь?

Говорят, что не плачет солдат: он - солдат.
И что старые раны к ненастью болят.

Но вчера было солнце! И солнце с утра...
Что ж ты плачешь, солдат, у святого костра...

Теперь я знаю,
Что вдохновляло рыцарей на бой,
И силы им давало победить в кровавой брани.
Что заставляло
Собраться в дальний путь, забыв покой.
Играть с судьбой, идя по жизненно-смертельной грани.
Пройти пол света,
Свою в соблазнах честь не запятнать.
Преодолеть все тяготы и трудности в дороге.
Стремленье встретить
Любимую, умеющую ждать!
Поцеловать, обнять её, вернувшись, на пороге.

Завтра
Я снова буду сильной:
Я удержу планету
И выиграю бой.
А нынче
Хочу быть инфантильной -
Позволь мне быть капризной,
Позволь мне быть собой.

Завтра
Я снова буду сильной:
И мчаться к своей цели,
И лихо побеждать.
Ныне
Позволь мне быть любимой:
В твоих глазах теряться
И голову терять.

Завтра
Я снова буду сильной,
Я буду беспощадной,
Я буду роковой.
А ныне...
Хочу быть самой слабой,
Быть ласковой и нежной...
Быть твоей женой.

Я вижу сны наяву, я не верю в скуку и пустоту шагов.
Где-то здесь, за ширмой сценария, должен быть белый кролик Алисы,
Только б схватить примету, шепчущих гор гранит, сердце поющих снегов.
Как неистовый викинг ищет священную смерть в бою,
Как монгол разрезает косыми глазами пыльную степь,
Я держусь за лоснящийся пульс реки и теченьем бросаюсь вниз,
С крутояра, с карниза, туда, где поют
Снега, туда, где шепчет горный гранит и теряется след
Белого кролика девочки Кэрролла, где кристаллы...

Острое стекло и гортанный лай.
Светлое чело – это самурай.
Вверх, вперед и в бой,
Без сомнения!
Презирая боль поражения.

И открылся миг откровения,
И исчезла смерть – отражения.
Нет добра и зла,
Нет стремления,
От кисти до плеч – оперение.

Смех и свист и лай,
Свет – кружение,
Умер самурай –
Воскресение!

Прошлое кругами по воде, то вдали, то выстрелом в упор,
Хмурый лейтенант НКВД курит папиросы Беломор.
Под глазами синие круги, пепельница полная бычков,
По углам мерещатся враги, рявкает на парня: «Кто таков?»
«Добровольцем просишься на фронт, мы в тылу, а ты у нас герой!
Хочется чекиста взять на понт! Сдашься в плен в свой самый первый бой!»
Папку со стола рукой берёт: « Чистокровной немки младший сын!
Знай со мною фокус не пройдёт, хоть на днях фашисты взяли Крым!»
От обиды парень...

Мы рождены в страданьях и боях,
А ныне деградируем упорно.
Прожорливые свиньи во князьях.
Тлетворный смрад. Культура в стиле порно.

Хмельной набат голодных площадей
Над кладбищем лукавого «прогресса».
Остаток здравомыслящих людей –
Последний ствол от срубленного леса.

Меч палача, в секиру обратясь,
Тупеет для прожорливой могилы.
Но крепкий корень, в почве утвердясь,
Для новой жизни впитывает силы.

Снова фронт? Опять атаки?
Вновь за все пойдут бои?
Снова старое под лак и
Все идеи за свои?

Это что за пируэты?
Шаг вперед и два назад?
Снова будут партбилеты
С беспартийным строить лад?

Помним старые плакаты
(Лет за тридцать будет им).
Блок крепить партийный надо
Вновь с народом остальным?

Отделившись от народа,
За единством за своим.
Спохватились! Нету хода
Без народа больше им.

Коль верхи неважно могут,
А в низах броженье дум.
И идут уже не в ногу,
И все чаще в...