Навзрыд

Вот рождён человек
между звёзд и планет
у калитки небесного сада,
ведь и жизнью не бит,
а страдает навзрыд:
точно знает, куда ему надо.

Но бежит время в даль,
вот уже и не жаль
той калитки в чудесном сиянье.
Наросли лопухи –
написались стихи
о доступном уму мирозданье.

Вот и славой оброс,
и средь равных – колосс,
обрывает руками созвездья.
И за лесом теперь
та забытая дверь,
та неслышная древняя песня.

Он не лжец и не вор,
и, бывает, забор
вспоминает, листая картинки...

Выходило красно-солнышко гулять,
Облачившись в легкий, русский сарафан,
Чтоб сторонушку родимую согреть,
Чтоб сыграть на гуслях солнечных лучей.

Снова ласково обрадовалась даль
Несказанному небесному теплу,
Разыгрались в поле летние зверьки
И пшеница нежно сыпала свой смех.

Вот, однажды, услыхало солнце песнь
На красивом и весёлом языке,
И поплыло на дельфинах-облаках
Посмотреть и подивиться голоску.

На опушке леса русский паренёк
Пел деревьям и на дудочке играл.
Русы-волосы...

Ты кричишь, я молчу.
В горле ком проглочу.
Ничего не скажу,
До двери провожу.

От свирепых обид,
Сердце плачет навзрыд.
Я о том не скажу,
Виду не покажу.

Я устал от дорог,
От обид и тревог.
Я устал от людей,
От врагов и друзей.

Я от жизни устал,
Жизнь как шумный вокзал
Ну а в ней поезда,
Все идут в никуда.

Я сижу и молчу,
Ничего не хочу!
Жизнь вся суета,
А в душе пустота!
Марковцев Ю.

Невезуха во всем,
Даже Муза не та –
У других день за днем,
Здесь же в кои года.
Я на Музу ворчу,
Хотя сам виноват:
Весь талант-то в свечу,
А хотелось в сто ватт.
Много дел неземных у нее и забот,
Ну, а мой-то когда наступает черед?!

Долго, нудно стенал,
О вниманье молил
И, как видно, ДОСТАЛ –
Музу уговорил.
Вот в лиловом луче
Серебристой луной
В желто-красной парче,
Красоты неземной
Муза вышла в эфир.
На меня устремлен
Взор – лучистый сапфир.
Речи дар потерял, на Богиню...

Глаза в пролетарских прожилках,
Трёхдневный наждак бороды.
И с криком выходит улыбка
С разорванной жаждой губы.

Зверьками пугливыми руки
Трясутся в карманах штанов,
Бутылочный рот бормотухи
Уже к поцелую готов.

Кадык, как затвор автомата,
Летящие пули глотков.
Дурманит портвейна соната,
Хрустят позвонки огурцов.

Убиты раскаянья мысли,
Утоплен старательно стыд.
Остатки надежды раскисли,
Грядущее плачет навзрыд.

На землю продрогшую брошен,
И тут уж клянись не клянись...

Всюду в мире
рассыпаны кнопки
отзывчивые к прикосновению.


* * *

В Макондо тоже весна;
из под растаявшего снега проклюнулись
смайлики разбитой армии.


* * *

Тянет в лес пахучий —
поднять сосновую шишку
и запульнуть в речку.


* * *

Растревоженная
пробуждается
небыль...

И растет алый цветок изнутри,
долетая запахом писем
до...

.....ре...
............ми......


* * *

Как жук в смоле янтарной,
я застыл, так и
не превратившись в бабочку...

Теперь вот в Ставрополе взрыв!
И кто-то плачет там навзрыд.

Безвинные погибли люди.
Угасла жизнь в ужасной груде.

Девчоночка – двенадцать лет! –
Шла на концерт. Её уж нет …

И до каких же это пор
Нас будет устрашать террор?!

Террор в России беды множит.
И власть покончить с ним не может.

Чтоб не погибла вся страна,
Стране другая власть нужна!
27 мая 2010 г.

Три недели нету сна,
Сын воюет вдалеке...
За окном опять весна,
А у матери в руке
Похоронка... в этот день
Получила злую весть,
На лицо упала тень,
Кое-как смогла присесть.
Плачет бедная навзрыд:
«Милый мой! Любимый сын!
Ни за что ты был убит,
Ты лежишь среди осин!»
Участь матери горька,
Наступает утро вновь
И... дрожащая рука,
Закипающая кровь.
Получила мать письмо —
Дрожь пробрала и озноб.

«Мама!
Как живёшь, мамуля?
Как сестра? А батя как?
Здесь свистят шальные пули
В...

Прикоснулась я к струнам гитары...
Вместо музыки... плачь навзрыд.
Видно слов не нашла я нужных...
Получился лишь горький всхлип.

Что ж гитара со мной не запела...
О красивой любви неземной.
Не запела со мной, не согрела...
Лишь поплакали... вместе с тобой.

В уголке... ты стоишь одиноко...
И так хочется... взять тебя в руки.
Мне всё снятся и снятся ночами...
Твои милые... нежные... звуки.

Лариса М.

Невиданная сушь царит в душе,
Предчувствуя проделки злого рока.
Ломается графит в карандаше
И режет вены в нерожденных строках.

Тяжелый хмель отсрочки не дает,
Швыряет разум из огня в полымя.
Быть может, скоро мой черед придет,
Рыдать навзрыд пред ликами святыми.

Обиженно корит меня тетрадь,
Листами непростительно пустыми.
В тугом бреду сумею разобрать
Лишь на обложке собственное имя.

Какая ночь, какая тишина!
Облечь бы в рифмы дивное убранство,
Набрать горстями звездного...