Навис

XX век

Вал над галерою навис,
Остановились воды.
Закончил странствия Улисс,
Уставший от свободы.

Умолк слепой певец богов,
Но призрак жизни вьется
Там, где ни попранных слогов,
Ни рифм не остается.

Никто, Эсфирь, не говорит
На смертном перелете,
И пламя темное горит
В надмирной позолоте.

Века умчались, а досель
Чадит в руинах Троя,
Итака ладит колыбель
Для нового героя.

Тоской гремит сионский лот
И разбивает душу,
И он под пзолотом высот
Переступил на сушу.

Но...

Ночь. За окнами воет метель.
Ну, а мне замечталось о лете…

Вспомнил я соловьиную трель,
пробудившую лес на рассвете,
смесь из запахов терпких лесных,
от которых становишься пьяным;
старый дуб, что спокоен и тих
всей громадой навис над поляной;
листьев ивовых зыбкая тень,
пруд зеленый укрывшая сетью…

Ночь. За окнами воет метель.
Ну, а мне замечталось о лете…

Сухой и жёлтый, прошлогодний,
Упавший лист, вмёрз в лужи муть.
В нём всплеск отчаянья безмолвный,
И о прошедшей жизни грусть.

В мир полумраком переходный,
Рассветный, сонный час глядит.
Блестит обмёрзший и холодный,
Бетонки, скользкий монолит.

Мир ещё спит, навис утёсом,
Дом, над ещё пустым двором.
В нём темнота немым вопросом,
За непроснувшимся окном.

Уже не ночь, но день не начат,
И час рассветный сладок сном.
Размытость томности в нём прячет,
Туманный сумрак за окном...

Шедший плавной линией меж луж, [1]
Руки в задние карманы джинс опустивши.
Люди сопутствующие свернули на сухое,
Кто-то завернул; остальные – точно так же поступившие.

Толпясь и толкаясь, друг другу наступая на ноги,
По узкой, но сухой дороге.
Матерясь про себя и улыбаясь сквозь зубы,
Своему невидимому наблюдателю выказывая спокойствие.

Шедший линией от края до края, [2]
Бегущий не глядя, по выступу бордюра.
Над большой бездонной лужей нависая,
Мыча под песню неба партитуры...

Журналистов стреляют сегодня:
пулей,миной,разят осколком...
..А История неспособна
их понять:
Им не жить - втихомолку !

Я за правду на все времена:
была б правда эта верна -
И народам, и Времени -
И всему человечьему племени!

Век X X I -
Христа и Мусульманства -
в вечных войнах страха,
Не могут люди!
И трещит по швам
и своя, и чужая рубаха:
- Что с Планетою завтра будет?

Ураганы, смерчи, тайфуны...
В наводнениях страны тонут..
Нависает над ними тьмы...

Es sheint mir, dass gefallene Soldaten,
Die man sehr lange noch erwarten wird,
Grabstaette nicht im Feld gefunden hatten –
Sie ziehen, als die Kraniche im Wind.
Bis heute noch seit den blutroten tagen
Hoert man von oben irhen shrillun Ruf…
Vielliecht darum kann niemand etwas sagen
Als dieser Zug sich oben langsam ruert…

Ich sah sie abends oft forueberziehen,
Sie schnuerten meine Seele schmerzenvoll…
Dort unter ihnen ist ein Platz geblieben,
Ein kleiner Platz, den ich einnnehmen soll...

Взгляд нависает над пустым листом.
Взмахнёшь пером и новый мир построишь.
И что-то эротичное есть в том,
Когда завесу тайны приоткроешь.

Не извращённых мыслей беспредел,
Не медленно сползающее платье…
Э р о т и к а не в обнаженье тел –
Она в открытье нового понятья.

Везде она, как часть искусства есть.
Нова, чиста, светла и непродажна.
Э р о т и к а таится даже здесь,
Когда перо ласкает лист бумажный.

май 2005 г.

Ноченькою темною светлая луна
Отражалась в озере, словно в нем плыла.
Дождь весенний сыпался каплями вина,
Нависала глыбою над водой скала.

В темноте той ноченьки рощица спала,
На скале бессонницей мучилась сова,
Филин в чаще ухал, позабыв дела,
До рассвета спряталась неба синева.

Встретились нечаянно филин и сова.
Страстною, горячею их любовь была.
Не нова история, не новы слова,
Сколько их запомнила древняя скала.

Утро начинается, света нить видна,
Сверху появляется неба...

Я устал быть лишь твоей мечтой,
Я хочу быть частью твоей яви.
Я склоню колени перед той,
Что обнимет крепкими плечами,

Занесет осеннею листвой,
Отогреет теплыми речами...
Я склоню колени пред тобой
Долгими апрельскими ночами.

Ведь ты хочешь быть моей мечтой,
Ведь ты просто грезишь моей явью.
Этот романтический отстой
Повторяет дикое "ай лав ю"

Изо всех щелей. Куда не плюнь -
Всюду однотипные сюжеты.
Черный ворон, словно белый лунь,
Выбирает угол рикошета.


В мгновенье...

Кружится ветер буйно-запоздало,

из подворотни выметает сор.

Слепое солнце светит скудно-мало,

не согревает дом и дол, и бор.

На улице - Ноябрь и пахнет холод,

негретыми руками в рукавах,

что поднимают, куртки синей ворот,

и снова поправляют в волосах,

простую ленту, что летит в порыве,

за сыростью, и за косым дождем...

А в небе плачет облако в надрыве,

и нависает грозно над зонтом.

Скорей в уют, согреть ладони,

и обсушить одежду у тепла,

и с грустью...