Народный фронт

Пришла во взвод посылка Пете:
Печенье, яблоки конфеты,
Кисет махорочки от Деда,
Чтоб покурить после обеда,
Медок душистый от Бабуси
И, ко всему тому – полгуся.
Ну, как гласит закон армейский,
Решаем сей вопрос житейский
По-братски, просто всё – на всех,
Беду ли радость, горе, смех.
Тут наш Петро не растерялся: -
«Давай, ребята, угощайтесь!
А сам, скорее за письмо,
Вот что гласит ему оно:

«Внучок наш милый, Петя, здравствуй!
Привет тебе от нас с Настасьей,
Да и от всех друзей...

Ты мой спарринг-партнер -
я давно не играю в эти игры.
На западном фронте без перемен -
мы существуем параллельно.
Меня не волнует финансовый кризис -
падение доллара, обвалы рубля,
а только судьба моя!
Я не записываю свои проблемы,
меня не прельщает ветер измен
меня не мучает ностальгия -
только в качестве лет
все достаточно просто -
я как взлетная полоса,
готовая к старту всегда!
Без выбоин и совершенно прямая
только белое и черное я принимаю
нет середины - лишь линия взлета...

Экспромты:

Оглянись вокруг, незнакомый друг.
Не всякий тебя унижает, иль злобой своей убивает.
Не каждый встречный несет беду.
И чтоб не остаться у жизни в долгу,
Наполни любовью лиру
К себе, к соcеду, и к Миру.
Готовящий смерть, простого не знает,
Чужих в Мире НЕТ! Он себя убивает.
Преодолей не врага. Свой искус!
В том заповедь, что завещал Иисус.

Любовь - стихия, она же и Бог.
Поверь, - она жизнь,
И стих твой неплох.
Увидеть основы способен поэт...
Прозаик? Возможно...
Тебе...

Вы ушли недопетою песней,

недописанным

сердцем стихом.

О любви к ненаглядной

невесте,

не отправленным

с Фронта письмом.

Вы рубцом расписались

на сердце,

Землю кровью, как дождь,

напоив.

И ковыль никнет

к грустной землице,

как войны остывающий взрыв.


Стонет тихо земля,

небо плачет

скорбной тучей,

бессильной грозой.

Здесь бойцы полегли, а иначе


не смогли б защитить

дом родной.


Эту песнь допоёт


поколенье...

Бубновый будда востока
На западном склоне Меру
По-детски готов к Вудстоку,
Куда ушли пионеры.

Картонные тигры Мао
Зелёным змеем обвиты,
Ему невдомёк ваш Аум,
Он сон Праджняпарамиты.

В снегах бескрайнего юга,
В окопах бренного мира
Рисуют его кольчугу
Цвета полевых командиров.

На западном фронте Меру
Без перемен слагаемых
Зияет открытой дверью
Забытая всеми тайна:

Случайный ряд архетипов
Покинет ваши сознания,
Останется вкус бэдтрипа...
Гуд бай, инопланетяне!

Aх! Бедный, милый, добрый, Митя!
Не нужно целовать мне рук!
Дала надежду Вам, простите!
Мой белый рыцарь, верный друг!

Не становитесь на колени!
Глаз любопытных много есть.
Вставайте. Не бросайте тени
На вашу родовую честь!

Я Вам стреляться не позволю.
И признаю, что не права.
Ну! Соберите Вашу волю
И вслушайтесь в мои слова.

Несносный, взбалмошный мальчишка!
Да, танцевала с Вами я.
Но, чтоб любить Вас - это слишком!
Ведь свадьба, вскорости, моя.

Да, мой...

Всё заслонил
проклятый серый дождь собой,
Заполонил,
вновь нам не встретиться с тобой.
И льёт сплошною пеленой,
смывая стыд, смывая ложь
Опять смеётся надо мной,
а ты надеешься и ждёшь.

Вновь грозовой погодный фронт,
свидание наше отдалит,
Опять забуду дома зонт,
нарочно -- сердце не болит,
Дождь - не боюсь! Что от того,
что не дождёшься ты меня?
Боюсь я только одного
- святого солнечного дня…


(Из "Дождливый сезон")

Растворяя серебро рассвета,
Кто-то кистью водит с алым цветом,
И светлее небо с мигом каждым,
Дышит море, и дыханьем влажным
Обвевает с капельками соли,
На песок накатится с прибоем
И уйдёт, чтоб новою волною
Увлекать всё больше за собою.
Но всё боле небеса в румянце,
Чаек закружились крики в танце,
Не сдержав огня в себе причины,
Сдались моря синие пучины.
Ночь лучами храбро опаляя,
Выгоняя будто демонов из рая,
Вышло солнце из-за горизонта,
Темнь сбежала...

В атмосферных фронтах ароматом сирени
Облака шерстяные полощут весну,
Собирает вода фильтром медной капели
Черный снег, его горечь слизну.

Мандариновым солнцем впивается день,
И растет теплокровная ночь
Воздыханием звезд в медострастный катрен,
Ты плывешь, я тоже не прочь.

Ты паришь ожиданием теплых молитв,
Прививая закат и рассвет,
Твое хрупкое сердце весною болит,
В нем жар моря, я тоже согрет.

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...