Напоить

Когда последний лист слетает
И, опускаясь, как во сне,
В тумане тихо замирает,
Не верится, что быть весне.

Идут снега, и мчатся воды,
Меняются цвета и моды.
И исчезает нить во мгле.
Мы забываем о весне.

Хотя и веет ветер свежий
Из-за морей, лесов и гор,
Ему не выплеснуть озер,
Не напоить полей безбрежных.

Но в холода душа в огне,
Я точно знаю: быть весне!

1980г. Н.В.Невесенко

Одержимость – скверна жизни.
Одержимость не верная
И злая попутчица в жизни.
Одержимость, как убивающая сила.
Как неизлечимая болезнь.
Она незримой своей силой
Убивает, напрочь, поражая мозг.
Огнем сжигает сердце, туманом застилая душу,
Затмевая сердце дымной пеленой.
Нить этой злой и страшной силы
Сложно разорвать.
Из плена этой скверны,
Одолевающей тебя, с каждым днем
Сильнее и сильнее, не возможно,
как не хотелось, выйти,
Скинуть ненавистные оковы,
Сжимающие мир...

О, дикий волченок, куда ты все мчишся?
Позволь мне, волченок, погладить... что? злишься?
Да погоди ты, упрямый, голодный,
Дай напоить водою холодной,
Дай расспросить о судьбе твоей волчьей,
Скажи, почему ты воешь так ночью?
Неужто забавно бежать по дороге,
Не дома сидеть, а сбивать себе ноги?
Неужто тепло променял ты на сырость,
Неужто мечтаешь, чтоб солнышко скрылось?
Эх, серый ты, дикий, кто гонит во мраке?
Неужто боишься бродячей собаки?
Ведь я на тебя похожа немножко...
А ты...

Восход над Доном загорался…
Григорий напоить коня собрался.
Аксинья… всю ночь видать не спала…
С Григорием встречи на восходе ждала!
Знала казачка, - где казак коня поит…
Вот и решила встречу устроить.
Пораньше встала и в Дон за водой,
А тут и Григорий… Аксинья постой!
Давай помогу, сплеча коромысла снять…
Да! Казачку родную к груди здесь прижать!
Пока станица еще не проснулась,
А солнышко в Дону уже окунулась.
Умылась водицей… да! В дальний путь…
Чтобы в пути нигде не свернуть!
А...

Край Воронежский родной,
Что случилось там с тобой?
Сколь ещё будешь страдать …
Да! По жизни воевать.
Сколь там войн в степях прошло…
Сколь народу полегло.
Хотя Воронежский казак…
Не сдавался просто так.
За свою родную степь…
Он готов там умереть.
Когда бы враг ни наседал…
Казак завсегда его уничтожал.
Чтоб неповадно врагу было…
Совать не умытое своё рыло.
Степь красавица завсегда…
Любит только казака!
На Дону у казака … уклад свой…
Связан узами со степью он родной!
По жизни...

При свете дня, во мраке ночи
Чуть где то куст зашевелится
Гостей мне видятся чужие очи
Они идут, они хотят напиться.

Услышав звук любой негромкий
Во мне вскипает кровь, бурлит
Я каждой барабанной перепонкой
Ищу кого бы напоить.

Все мы, все мы уйдём,
растворимся во мгле,
чтоб весенним дождём
устремиться к земле,
чтоб росточком зелёным
пробиться на свет,
стать цветочным бутоном
и влиться в букет,
ароматом сполна
этот мир напоить...

Так и вьётся она,
мироздания нить.

Спит усталый пьяный дембель пограничник дед Матвей
Снится пиво, щуки, раки, ночь, бордель пять лебедей.
Коротали ночь в дозоре куревом и болтовнёй
И закусывали водку всякой разною хурмой

Но граница на замке. И у закрытых тех дверей .
Стоит дозором на заре, с берданью старой на ремне
Дед Андрей

Такие мысли в голове, как будто черви в трупе хряка
Обглодали мою совесть, негритянку хочу раком
накормить. И пивом вкусным напоить её. И трахнуть
в рыло дедушке Андрею. Я хочу под пальмой...

За продовольствие в стране заговорили…
Только эти цены колхозника удивили.
В советские «плохие времена»…
Таких цен не знала страна!
Гусёнок 250 – сят рублей стоить стал…
Индюшонок по цене как видно обогнал .
От увиденных цен пенсионер завыл…
Зараз в хуторах сильно он приуныл.
Чтобы сто гусят взять…
Двадцать пять тысяч надо отдать.
Да! Десять мешков комбикорма…
Неизвестно с какого дёрна!
По тысячу четыреста рублей…
Здесь пенсионер сильно не робей.
Четырнадцать тысяч получится…
Да...

Ещё зима, и снег – перо небесное
легко кружится над уснувшим белым полем...
Но елям в снежных полушубках стало тесно,
и подо льдом реке мечтается о воле...

Ещё зима, но небо рвётся ввысь,
невольно путая февраль с началом марта,
и струи солнечного света полились...
Мир напоить собой пытаются с азартом.

Ещё зима, но воздух чистый и морозный
уже пропитан наступающей весной...
Сосульки грустные сдержать не могут слезы,
вдруг, осознав весь ужас бренности земной.