Мышьяк

Жизнь сложна и многогранна.
То похвалит, то побьёт,
Принесёт подарок странный
И его же украдёт.

То пирог предложит вкусный,
То редиску, то мышьяк.
С ней то радостно, то грустно.
Не понять её никак.

Перемены настроений,
С каждым годом, всё быстрей.
Жизнь – поэт, безумный гений.
В голове её Борей

И Зефир с горячим Нотом,
Эвр и папа их, Астрей,
Тёмной ночью, мутят воду
На поверхности морей.

Какой прекрасный антураж!
Великолепен интерьер!
Из-за своих плохих манер,
Впадаю в поэзо-кураж.

Что толку в правильных словах,
Звучит в ушах санскритом медь.
Пытаюсь быстро овладеть
Умами в ваших головах.

Пока пишу - мой длится миг.
Но мне предсказано пророком,
Что мышьяком проникнет стих
В сосуды с водкою и соком.

И поперхнётся, вдруг, эстет,
Внимающий из дальней ложи,
Молчи несчастный…дрожь по коже,
Послушай… говорит ПОЭТ!

Эй, Франсуа! Наполни чашу.
Но только не водой клепсидр.
Уж лучше буду пить я сидр
Чем рваться в элитарность вашу.

Франсуа прерывает глубокий французский поцелуй, шлёпает Мадлен по мягкому месту, и вино льётся нескончаемой рекой. Я взбираюсь на стол...

Какой прекрасный антураж!
Великолепен интерьер!
Из за своих плохих манер,
Впадаю в поэзокураж.
Что толку в розовых словах,
Звучит в ушах санскритом медь.
Пытаюсь быстро овладеть
Мозгами в ваших головах.
Пока пишу, мой...

Как стяг бессрочного похмелья
Капуста квашенная с салом на глазах,
Пыль в пересохшем горле веет
И на кармане тлеет прах
Вчерашней роскоши, вчерашнего азарта.
Сегодня, снова в путь, поход крестовый к стенам
Ларьков горбатых, за медовым ядом,
За мышьяка сладчайшей пеной.
Бредет унылое тряпье, немая рухлядь,
Так назови его, кидай в лицо насмешек вой,
А он пройдет своей дорогой мутной,
А он черпнет опять отравы лютой,
А он не вспомнит, он забудет…
А он, ведь пил еще вчера с тобой…

Тишина сильно режет уши,
Запах ртути степенно душит,
Дым мышьяка заполнил душу.
Я теперь никому не нужен,
Я закрыт от прекрасного мира
В серой комнате, в доме хилом:
Где все стены пускают слухи,
Что за каждой блуждают духи,
А в какой пролилась когда-то
Кровь предателя глуповатого,
И в которой убили счастье
Здесь нет окон. Здесь только пасти
Собак затравленных,
Ранимых, подавленных.
Им когда-то убили души,
и теперь они просто туши.
Мертвый взгляд навевает стужу.
Я уже никому не...

Обглоданный усталостью маршрут осеннего прилива
сведет объятьем ржавым. Писать об осени весной –
бессонницы привычка, когда глазури лунной недосказанность клюет
застывший слиток глаз, и ветров черных грива
расчесана шершавым плеском лип. Фонарный зной
отравой бледной греет, астрологический серебряный налет
задекорировал небесной нефти море.
Писать о золоте в дыханье малахита –
примета расщепленного ядра нервозной памяти,
когда рассвет, налитый мышьяком, струну настроит
в венозность...

«Поправлю, точно галстук,
петлю на шее,
И сам себе скажу я:
а ну, смелее!

Устроюсь поудобней
в электростуле
И грудью, будто орден,
поймаю пули.

Взгляну, глаза раскрывши,
с улыбкой в пропасть
И брошусь кораблю я
под винт, под лопасть,

Зайду я к тигру в клетку,
в бассейн к акуле,
И, словно орден, грудью
поймаю пули.

Приманкой буду рыбам,
мишенью в тире,
А может, буду делать
я харакири,

Зарежусь, отравлюсь я —
ну что, вздохнули? —
И я поймаю грудью,
как орден, пули...

Когда святые выси отражались
На терниве кандального пути,
Мы с патиною медленно сливались,
Не чаяли стезей иной идти.

Преложны ледяные эти свеи,
Зерцало вседвоит великий путь,
Удавки ль обвивают цепко шеи –
Нельзя ко небоцарствию свернуть.

Нельзя его и узреть богоданно,
Елику поалмазно сочтены
Альфийские светила и огранно
Серебро, истемняющее сны.

Последние осветлены притворы,
В розариях горит уже зола,
Светила наполняют мраком взоры,
А бездна, яко солнце, возлегла.

Висят...