Мятый

Не бывает ошибок у Бога,
Отчего ж, Его мир так жесток.
Отчего, в нём плохого так много,
И границ не имеет порок.

Отчего, на добро в нём расценки,
Ну а зло, просто так — без оплат.
И шлёт мир честным чёрные метки,
И не подлый всегда мят и клят.

Отчего, сОздал Он нас такими,
Грех и святость смешав в тел сосуд.
И добро, люди средствами злыми,
Не гнушаясь, насильно несут.

Отчего, судьба души ломая,
Нас бросает под случая пресс.
Отчего, смысла жизни не зная,
Мы должны, нести в...

Я её изобразил, в общем так вообразил,
Её себе представил в разуме и отразил,
В красках всю обрисовал, любовь вдохновенная,
У меня она такая необыкновенная.

Пишу её портрет, акварель нехИтра,
Оттенок мягкий, чистый с мятным перламутром,
Пастель, мятая постель, воздушная палитра,
В сладострастьи ночь прошла и настало утро.

Виноват во всём был сам,
За всё сам и расплачУсь.
Радость всю свою отдам,
А себе оставлю грусть.

Не пытался жить по должности,
Не пытался жить по званию,
Жить старался по возможности,
По души своей, желанию.

А душа была наивною,
Ей поверив, мят и бит.
И поверхностью красивою,
Обманул фасада вид.

Скрипнут двери за спиною,
Дом посмотрит вслед окном.
Я иллюзии не строю,
Трезвым и сухим умом.

Испаряя воду сушит,
Время тело, ум и нрав.
И не слушаем мы души,
Веря что...

Сгребает дворник снег и наледь,
и слух царапает лопатой,
и мне никак разлуки память
не выбить из подушки мятой.

Откроют воробьи базары,
в цене сегодня крошки хлеба,
и ветки нитками связали -
и серость дней, и серость неба.

Озябшим клёнам снится солнце,
не верю - мы своё отпели...
и утром так легко всплакнётся
под песню мартовской капели.


Валерий Мазманян

На тень оконного стекла
скатились звёзды мелким крапом.
В изломах тёмного угла
повисла память мятым драпом.

Карманы старого пальто
- хранят следы табачной крошки
(привет из жизни холостой),
- чужую пуговку без ножки,
- позеленевшую монету
на телефонный разговор,
- и два автобусных билета.

Короче, бесполезный вздор.

И смысла нет, и пыл остыл,
и возрастная неохота.

И как зовут, давно забыл…

Но, чёрт возьми, ведь было что-то:
- и переполненный «ЛиАЗ»,
- и тонкий...

Шёл я лесом, а за мной,
Где-то сзади – за спиной,
То ли леший разгильдяй,
То ли ёкарный бабай,
Шелестел, кряхтел, шуршал,
Ухал, охал и бурчал.

В общем – жуткая жизня,
В оборот берёт меня.
Но и я не лыком шит,
Мят и клят, и даже бит.
Пуган я и на испуг,
Не возмёт ни враг, ни друг.

То, что сзади – докряхтело,
Подошло и ошалело,
Словно я разбойник злой,
Глядит взгляда глубиной,
Оно чудище лесное,
С виду – вроде бы не злое.

- «Ты» - оно мне говорит,
- «Уж не жри меня бандит...

Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного мёда,
К нам прилетели пчёлы Персефоны.

Не отвязать неприкреплённой лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчёлы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина - дремучий лес Тайгета,
Их пища - врем, медуница, мята.

Возьми ж на радость дикий мой подарок,
Невзрачное сухое ожерелье
Из мёртвых пчёл...

Не за меня, в церквушке старой,
Свечу во здравие зажгли.
Не за меня, главой кудрявой,
В поклоне гнутся до земли.

Я далеко в стране заморской,
Там православных нет церквей.
Ушёл туда, пути полоской,
По доброй воле я, своей.

Ушёл от дней лихих скрываясь,
За солнцем вслед, в его закат.
Там сыт-обут и сердцем маясь,
Живу как все, не мят, не клят.

В довольстве тело, а покоя,
Нет на душе, здесь тесно ей.
В ней грусть, как ветер волком воя,
Зовёт в простор родных степей.

Но не...

Скажи мне, ночь,
Как ты можешь быть такой красивой?
Голубая грусть посаженных по сторонам дороги цветов –
Экстаз чувственности.
Кроткое серебро чуть задевает пустоту,
В переулках мятых листьев плетеные фигуры
Пленены.
Обожженные серафимы слов
Бесполо, невесомо, безъязыко обнажают тесноту.

Ноты раздеты пальцами...
Я сыграю время в этом гласном звуке...
Где листва шепотом вышита,
Где метафора форзиции в латыни падающих звезд
Расцветает дважды, прорастая в вечность.
Два голоса...

Бабушка у окна. Дожди. 
Художник: 
Валентин Сидоров. 1953 
.
.
Сумерки   в  окошко.

Осень  на  дворе.

Мартовская  мятая

Газета  на  столе.

Полгода  миновало,

А  сыночка  нет.

Выплакано  горе.

Гаснет  жизни  свет.

Пятдесят  восьмая

Горькая  статья...

Не  попал  в   амнистию;

Не  дождусь  тебя...

Лучше  бы  снял  крестик,

В  церковь  не  ходил;

Да  чего  там...   поздно...

Нет  теперь  и   сил.

Голая   дорога,

Косогор,   река,

Покосился...