Мяться

Не рвите глотки, криком не страшите.
Того кто был и мят, и клят, и бит,
Не напугать опасностью событий,
Угрозы крик, его лишь рассмешит.

Брехливый пёс, способен лишь на лай,
Он укусить, боится тех в ком сила.
Тех над кем нет, вождей и власти стай,
Тех в ком огнём, горячая кровь в жилах.

Торговкам на базаре крик и склоки,
Оставьте, а мужчины не кричат.
Рычат не лают, разозлившись волки,
И им не страх, а гнев туманит взгляд.

Ах люди-люди, склочная вы раса,
Во все века, меж вами...

Было больно и обидно,
Но я всё в себе держал.
И надеюсь что не видно,
Было всем, как я страдал.

Не хочу чтобы жалели,
Иль смеялись надо мной.
Я ж не рохля, в самом деле,
И не тля, хоть не герой.

И иди своей дорожкой,
Ты поймёшь ещё потом.
Что меня прогнав, в окошке,
Погасила свет в своём.

И иди, рыдать не стану,
И не буду звать назад.
И не дам тоски туману,
Размыть болью дерзкий взгляд.

Был судьбой и мят, и бит но,
Я упав, вставал опять.
И пусть больно и обидно,
Ты...

Достало — как же всё достало,
Достало — жизнь как топь болота.
Пучиной-бытом засосала,
И неохота — жить мне неохота.

Достало, всё во всём и разом,
Всё кувырком, во всём бардак.
Быть может, кто-то меня сглазил,
И будет — в жизни всегда так.

Достало — всем я что-то должен,
А мне — никто и не шиша.
На фильм дурацкий жизнь похожа,
Болит — и тело, и душа.

Достало, всюду командиры,
Все что мне делать, говорят.
Все центры, оси, пупы мира,
А я, меж них и мят, и клят.

Достало...

Откройте мне двери в бескрайние дали,
Где горы и море, дорожки к луне,
Где птицы поют без тоски, без печали,
И чайки парят, искупавшись в волне,

Хочу поглядеть на рассветы, закаты,
Разлился в душе чтобы галечный звон,
Со скал аромат расцветающей мяты
Пусть вводит меня в гипнотический сон.

Откройте мне двери, чтоб видел я море,
Меня пусть разбудит далёкий прибой,
И ветер раздвинет на окнах все шторы,
Чтоб не был мой домик кротовой норой.

Пусть солнечный зайчик играет повсюду...

Появись-проявись аномалия,
Червоточина времени и,
Унеси-унеси в миры дальние,
Где желания правят мои.

Здесь мир бреет лик «бритвой Оккама»*
Рассуждать нежелательно в нём.
Ведь так сущности множат и карма,
Ухудшается этим грехом.

А я в мыслях привык варианты,
Перебрать перед действом умом.
И мне в мире быть мятым и клятым,
За испорченность кармы грехом.

И чем дальше, тем больше ко времени,
В нём живя, становлюсь я чужим.
Я рождён, не в своём измерении,
И полярность, в нас...

Здесь не мят и не клят, но стать ими я,
И пытаться желать мне не смог.
Прости Боже — не знаю я имени,
Твоего и скажу просто — Бог.

Средь живых, я в земной иерархии,
Мал масштабом и ролью моей.
Но сумел победить свои страхи и,
Не всех меньше, средь малых людей.

А к большим, не пытаюсь и лезти,
Не заметив, пройдут раздавив.
И не будет меня здесь на свете,
Или буду и жив, и не жив.

Отойду, в тень подальше — за угол,
Жизнь и малая, мне дорогА.
И пусть там не найду я мне друга...

Вот и май, месяц мой,
Он мне дверь в жизнь открыл.
И я маюсь судьбой,
Где и как бы не жил.

Майский я, нам таким,
Время дней маята.
И хоть зван, хоть гоним,
Будет жизнь не проста.

Не тоскую — привык,
И к тому ж, бит и мят.
Но не сдался, не сник,
И не пью хандры яд.

Лет немало и зим,
За моею спиной.
Время тает как дым,
Не ухватишь рукой.

И вновь май, месяц мой,
Зовёт в лето теплом.
А мне жизнь маятой,
Не добром и не злом...
Марковцев Ю.

Мне уже не взлететь, в небо синее соколом,
Не подняться уже, над мирской суетой.
Не достоин я был, в мире жизнью высокого,
И меня он в себе, обезличил толпой.

По течению плыл, меж судьбы берегами,
Обстоятельствам дав, право выбрать маршрут.
Был и клят, был и мят, но храним Небесами,
И земных королей, не казнил меня суд.

И как щепку меня, волной буйных событий,
Сквозь пространство по миру, несло время дней.
А я жил сам собой, не при ком-то, не в свите,
Вне сообществ и стай, вне...

Клонится головушка, вниз к Земле усталая,
Мысли в ней размытые, вялостью хандры.
Эх покуралесил в днях, в мире здесь не мало я,
Строил в снах фантазии, дивные миры.

Ну а в яви данности, в срезе жил реальности,
Остротой мгновения, миром бытия.
Знал печаль кручинушки и веселье радости,
И была нелёгкою, трудной жизнь моя.

Были друзья верными, а враги коварными,
Всё как полагается, всё как у людей.
Далеко идущими, в днях не жил я планами,
Бил врагов, не сдавшись им и берёг друзей...

Село Лопасня,ныне Чехов,
А в прошлом Волость и Уезд.
Здесь проживал прозаик Чехов,
Вспел* Чаадаев манифест!

Николо-Спасская церквушка,
Речных просторов красота,
Куда ни шло,а в деревушке,
Столетней давности места!

Медвежий угол,закушига*,
Пьянит свободой Сельский край,
Впрорезь* чернеет ежевика,
Езжай,и вволю отдыхай!

Вокруг могучие дубравы,
Впримык* росистые поля,
Душистой мятой пахнут травы,
Впрямь «Праотцовская» земля!