Мяться

А он говорил, что горе зонта, выше объёма, или
движения, хищника, призывал мыслить шире, а
сам утверждал, что в голове вашей каша, брожение
образов, а удар маваши, упразднил его время и па-
мять. «Кто потушил свет?» - остался один вопрос в
голове адепта, и ничего о широте, и объёме,......
в амнезии,................. в её проёме.

Не отсохнет руки Повелевающий Перст,
Целуя, Страницы Жизни листая.
У подножия власти Золотой Шест,
У основания шеста Черная Стая.

Запахи власти глаза разъедают,
Слепо тыкаясь во что попало.
Кусая, друг друга куски доедая,
Раздирая друг друга,-мало...

Желает Немощь Разврата и Зрелищ,
-На кого Холоп в страсть лице зреешь?
И быстро место свое будет свято,
И станет светло-сыто и запах мяты.

Пролетит ангел высоко в небе,
Заголосит душа в сладкой неге.
Толи бред,а то ли знак с выше...

Играл в бездны, сопереживал белому пятнышку,
в верхней части чёрной диагонали, смысла. Смо-
трел из. За горизонты. Дали? Мыслью парил, шар-
кал, шарил, (искал), задвигал, как можно глубже,
вглубь своего стола, (найденное), надеялся найти
значения в будущей жизни, экспериментировал
над атомами, жил в своей отчизне, в своём, (им,
самим собой, придуманном мире), объяснял не-
возможное, (говорил о, пире, туда, где много пр-
извано, а мало избранных, так ему казалось),
(крестился, пел...

Фавны оперы нас охранят,
Веселяся, витийствуйте, хоры,
Сводность ангели тусклые мнят,
Режут цоколь мелки Терпсихоры.

Белый царь ли, мышиный король,
Всё б тиранить сиим винограды,
Темных свечек заждался Тироль,
Негой полны Моравии сады.

И куда ж вы несетесь, куда,
Италийские ангели требы,
Нас одела иная Звезда
Во гниющие мраморы Гебы.

Четыреста тридцать второй опус

Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель,Ероним...

Где лес
березовою вспышкой
слепил глаза,
звенел листвой,
где бор
диванную одышку
лечил духмяною смолой,
там вид мне города являлся
с потоком множества машин,
который тек и не кончался…
Над головою шум вершин,
повсюду солнечные пятна…
И воздух чист,
и пахнет мятой

В начале торжественном мая
Готовность раскрыться листвой.
Крушинниц залетная стая
Порхает над желтой травой.

На купине белый подснежник
Пчелы возбудил интерес.
Цветение радости смежник,
Залог благоденствия лес.

Видна одуванчиков россыпь
По краю селенья венком,
Телячья на привязи особь
Срывает траву языком.

Без устали солнце хлопочет,
Чтоб дерево жизни росло…
Привычно, размеренно кочет
Побудкой тревожит село.

Смородиной пахнет и мятой,
Открылись...

Кожа, сбросившая июльский загар, ищет грубой ласки в плену трикотажа.
Зимнее солнце, облокотившись о липы, стряхивает с себя новогоднюю пыль.
Настольная лампа вслушивается в шорох изжитых слов на мятой бумажке,
где осколком нежности лучик света скользнул и чернильной кляксой застыл.

Подтаявший городской снег похож на старый пергамент из овечьей шкуры.
Геометрия улиц упирается в тишину долгостроев, как в бёдра карнакских колонн.
Когда находишь только себя, в пустой комнате, судорожно...

Бабье лето осмелело – тучи чёрные встряхнуло.
Солнце рыжее умело, землю лучиком лизнуло.
А вчера, то дождь, то ветер – хулиганили с погодой,
А сегодня бабье лето дышит радостно, свободно!

Осень в золото расшила на берёзках сарафаны.
Клён восторженно, открыто, примеряет медны латы.
Зелена ещё лужайка, пахнет клевером и мятой:
Ты играй душа-тальянка, будет год у нас богатый…

Сентябрь 2013 год.

Избита и раздета, впопыхах, пришла в себя
на локоть оперлась, облокотилась «Случи-
лось, что? И где я находилась?» Себя ощуп-
ала: «Гола? Одежды нет. Я в бане? Посколь-
знулась? Упала и в мозгах, замкнулось и па-
мять всю отшибло? Амнезия?» Подумала.
Глаза открыла. И серый день, и серая стена,
не отбелить, да вот беда, и ужас, страх и по-
дозренье. «Что хочет в «женской» бане, он?
Убить? Я молода. Так жить хочу. И в чём бе-
да? За что? Мне это счастье сверху, знать за-
служила...

Стоит средь цветов телёнок,
Радость в телячьих глазах,
Видать, заплутал спросонок;
Впервые малыш в лугах.
Ромашки, анютины глазки,
Мяты душистая кладь.
Он вдруг окунулся в сказку,
Стараясь её понять.
Смотрел на цветы умильно,
Нюхал один, второй...
Ох, пахло как Русью сильно,
Русью совсем другой.
Забыт им сарай дощатый,
Унылый и грязный двор,
Глиняный дом горбатый,
Старый гнилой забор.
Телёнок взбрыкнул игриво,
Вышел к дороге следком.
Мама встречала красиво;
Лизнула сынка...