Муки одиночества

Не всё то злато, что блестит,
Носи что есть, - но хочется,
Чтобы имело гордый вид
Любое одиночество,
И чтобы «чёрт с ней, с той весной»,
Напрасно одурманившей,
Быть вечно радостной одной,
Мир этот обнимающей.

Прожить достойно, до конца
Таинственной и гордою,
Не потерять в тоске лица,
Оставшись неугодною.
И с благородной сединой
Как в серебро оправленной,
Дом украшать собой одной,
Быть как икона правильной.

И возвышаться над толпой
Язвящих и непомнящих,
Своею гордою тропой...

Как хочестся побыть немножко Герастратом,
Чтоб сжечь дотла все прежние основы,
И выкинуть кого-то с парохода,
И перейти запретные границы,
Когда вокруг бушует непогода.
Но снова, снова, снова ...
Встаёт вопрос к чему потом стремится?
Нет нового, а старое уходит.
Лишь за окошком дождь, на ветках мокнут птицы,
И ждёт чернил бумаги белизна.
О чём писать? Что может изменится,
Когда в душе извечная война
И трудно различимо время года.

Остается сидеть и мучится
И от боли душевной крючится,
И надеяться, что все кончится,
И разлука с тобой и бесоница.

Только сердце "кричит" довольно,
Позабудь и будь птицей вольной.
Если б только все было просто,
Не шептала б я ночью, можно....

Можно ....., мне тебя любить,
Сможешь, миленький, ты меня простить!!
Душу мне открыть, в сердце вновь впустить...
Или же позволь, мне тебя забыть!?

А в ответ опять только тишина
На подушке мокрой сново я одна....

Я поднимаю руки,
Голову, тело, ноги.
Я поднимаю муки,
Скомканные итоги.

Ужас и ярость слитно
Сделались монолитом.
Выпачкана палитра
Ставшим никчемным бытом.

Градусник мой терпенья
Преодолел все квоты.
Вот оно избавленье
Горлом до самой рвоты.

От угнетенья игом
Выбор пал на сраженье.
Просто устал есть фигу
В созданном окруженье.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2014

На кончике пера, на грифеле алмазном
полным-полно стихов и сказок о любви.
Как хочется писать, поддавшись всем соблазнам,
про тяжкий груз разлук и страсти на крови.
Отчаянно страдать и, жалость вызывая,
изнанку обнажать растерзанной души.
И прыгать на ходу в полночные трамваи,
и оловянных лун растрачивать гроши.

От гордости страдать, в свои потери верить,
и наревевшись всласть, пойти тебя обнять.
А после всех объятий вместе сесть вечерять.
Ты будешь есть пирог, нахваливать меня...

Как мир вокруг разнообразен.
Как много радужных картин.
Возможно мир хоть и прекрасен,
Но в нём как будто я один.
Сиял я раньше словно солнце
И дарил другим тепло,
Но и люди отвернулись,
Теперь в душе совсем темно.
Я потерян в тоне мрака,
В кругу холодных старых стен.
Я бесчувственный, однако,
Не скажу что жизнь лишь тлен.
И пусть сейчас мне одиноко,
Во мне ещё горит огонь.
И хоть он даже и со сроком,
Он то, что греет мне ладонь.

Ум твердит что я не виноват,
А душа казнится, вину ищет.
Затуманив мне тоскою взгляд,
И рассудка, доводы не слышит.

И опять как было всё, я вспомню,
И найду, за что себя винить.
До утра, я зимней ночью, долгой,
Буду в прошлом, памятью бродить.

И опять мне совесть изьест душу,
Я в грехах, покаюсь зря пред ней.
Она разум не желая слушать,
Обожгёт, стыдом ещё сильней.

С головною болью утром снова,
Встану хмурый, а не злой опять.
Зря за мрачный вид меня сурово,
За спиною будут...

***
На холст ложится первый робкий штрих,
Тон выбран для картины на мольберте -
Произведение представьте словно стих,
С подбором рифмы в красок круговерти...

Скучна в штрихе пустынном белизна,
Но приглушая яркость цвета тенью -
В мазке удачливом - эффектно новизна
Пронзает восхищеньем средостение...

Приближен к завершению шедевр -
В нём ощущение реального пространства
И, на классический, всепринятый маневр,
Автограф автор ставит для убранства...

Владимир Зайченко...

Я проснулся любовью контуженный
Невозможно поднять головы.
Мою кровь мы распили за ужином,
Были ласки безумно вольны.
И от пьяного ночи веселия
Содрогнулось как тело земля,
Заразилась ты наслаждением.
И созналась, что тоже больна.
Разбросало в бессилье обломками
Душ единство надвое порвав,
Наркотической страшною ломкою
Нас любовь истязает во снах.

Как увидит Герасим кирпич,
Так застынет, как каменный, рядом,
Словно напрочь разбил паралич,
Или кто-то попотчевал ядом.