Моя поэзия

Забыть бы то, что не сбылось,
Свои печали и невзгоды,
И то, что сделать не пришлось,
Тоску из-за плохой погоды.

Забыть бы, грустные года,
Когда тогда бывали,
И пожелать, чтоб никогда,
Они туда не возвращали.

И это позабыть, и то,
Что кто-то был тобой обижен,
Но не забыть мне ни за что,
Цветы ароматных спелых вишен.

Вот только забывать никак нельзя,
Мгновенья счастья и удачи,
И не забудутся верные друзья,
И пусть не будет нового "иначе".

Стекают капли по окошку,
После идущего дождя.
Свернулась у камина кошка,
И редко смотрит на тебя.

А ты любуешься закатом,
Оцениваешь красоту,
Желаешь счастья в жизни брату,
Добавив в это простоту.

Уж скоро высохнут дождинки,
Спадёт с листвы прозрачная роса,
Пейзаж как будто бы с картинки,
Есть ещё в жизни чудеса.

Рано утром, на листочках,
Просыпается роса.
Улыбаются цветочки,
Начинается весна!

Пробудились и, спросоня,
Набухают лепестки,
Ручейки, какие сони –
Тихо мчатся до реки.

В это утро, на рассвете.
Все лениво-озарно,
В дымке ледяного цвета
Светом все озарено.

Все купается в фонтане,
Света, радости, добра,
И для бабочки не тайна,
И не тайна для бобра.

Что сегодня! На рассвете!
Тихой поступью красна,
Улыбаясь всем на свете
К нам придет сама Весна!

Уста твои я целовать не перестану,
Уста твои лобзать я сроду не устану,
От нежности твоей теперь не удалюсь.
С небес ли, с моря, с гор-- я всё тебе достану.

Сергей Прилуцкий, 20.04.2012, Алатырь

Если ты нынче же станешь святым,
То не поймут тебя "грешные" люди,
Даже когда ты подашь им на блюде
Радость свою, и покой, и мечты.

Если ты нынче же станешь святым,
То не услышат слова о блаженстве
Те, кто поверил псалмам духовенства,
Или лишился святой простоты.

Если ты нынче же станешь святым,
То в богомольцах появится зависть,
Но не сумеют святого заставить
Догмы свои соблюдать и посты.

Если ты нынче же станешь святым,
То обратится вся зависть их в ярость,
И...

Город спит, молчалив и покоен.

А в глазницы домов,

Словно в улья, врываются роем

Миллиарды миров.

Шлют послания звездные веси

В человеческий дом.

И царит на земле равновесие

Между злом и добром.

Клянусь не посрамить мое священное оружие и не покинуть товарища, ставшего рядом со мной в строю.
Я не оставлю моё отечество и сделаю всё, чтобы оно стало могущественнее.
Если кто-либо попытается отменить Закон, я не позволю им этого сделать,
пока у меня будут силы. Клянусь чтить своих предков.
В свидетели я беру богов — Аглавру, Гестию, Энея, Эниалия, Ареса, Афину, Зевса, Таллию,
Ауксо, Гегемона, Геракла, границы отчизны и её хлеба, ячмень, вино, оливки и фиговые деревья...

Пчелиный рой, где краскою-пчелою
Дрожит и образуется фасад;
В Руане след от нефа к аналою –
Мерцающей тропинкой в город-сад.

Вибрируют и голос, и молитва,
Как-будто диалог с самим собой:
Так луч, слегка ощупывая плиты,
Читает Сен-Ромен и весь Собор.

О, импресьон! Все вскользь (как, для примера,
Религиозные уклад и быт,
Как сам первоисточник – весть и вера,
Как путь во Храм, что ныне позабыт).

Нью-Йорк, 05.13.2011

Четыре оттиска на сине-голубом
С прямою головой и наклоненной.
Уже известен, но еще не бог:
Всего шестнадцать сотенных зеленых.

Сидят на переносице очки,
Как два ноля – еще король-то голый!
Но третий, захватив узлом в тиски,
Ноль галстучный уже сжимает горло.

Когда бы знать: полвека не пройдет –
И рать нолей окажется несметной.
А перед тем - ранение в живот.
И двадцать лет спустя бессмертье.

Нью-Йорк, 05.13.2011

11 мая 2011 года на аукционе Christie's первый автопортрет...

Плотнее эхо в полости двора
В пятнадцати кварталах от Лагуны.
Здесь в белых чайках, будто на шарах,
Катается край неба с ровным гулом.

Здесь воздух января солен и свеж,
К отливу свет процежен облаками
И человек, обычно цвета беж,
Синеет здесь спиною и руками.

Он удаляется. И Бог его простит.
Но дребезжа, как чашки на подносе,
По всем земным законам перспектив
Вдруг: "Джозеф…, - в глубине двора, -
Иосиф...
Ося."

Нью-Йорк, 05.15.2011