Море играет голубизною

Морская пена от волны,
Огнем закат освечен,
Редеют краски, словно сны,
Едва сгустился вечер,

Поэтому еще светло,
Листает ветер листья,
Еще заметное тепло,
Щадит пока по жизни,
Единый парус мчит стрелой,
Таинственно шумит прибой

Гулу морской раковины
подражает сквозняк на кухне.
В прихожей – апрельская слякоть,
на сердце – мокрый песок и галька.
Ресницы бросают якорь
в гавани апельсиновых штор.
Ночь шевелится в глазах,
прорываясь нарывом заката.

Призрак лёгкого бриза
топчется с узелком у подъезда,
преодолевая порог слышимости,
целуя тёплые весенние раны
ветвей.
Приглушённый свет фонарей
сбивает настройки дневного взгляда.
Последняя сигарета
ждёт своего часа,
пока луна
над изгородью аллей...

Я задыхаюсь в море слез,
Что так и капают в тиши.
Разбился, падая мир грез.
И это крик моей души.
И мне не нужно объяснять
Тоска и боль заглушат всё.
И этих чувств нельзя унять.
Лишь только море слез моё.
Нет ничего, лишь пустота.
Это не чувствует никто вокруг.
Только растет частичка та,
Что состоит из слёз и мук.
Её нельзя остановить,
И не унять ее внутри.
И душу не кому излить.
Она ярче огня горит.

А у нас не дождь, а морось,
Нет в ней сил.
Потеряло время скорость,
Мир застыл.

Не бегут — ползут минуты,
Час — как год.
И им в такт, уснув как-будто,
Мир живёт.

Мира сыростью пропитан,
Вдох и в нём,
Суета и скука быта,
Серым сном.

И в душе оцепенение,
Телом — вял.
Льдом застывшего мгновения,
Ум мой стал.

А у нас не дождь, а морось,
Нет в ней сил.
Серость, вялость, снов условность,
Мир разлил...
Марковцев Ю.

Мне не хватит лирики убогой,
Чтобы твой портрет нарисовать.
Что имеем мы теперь в итоге?
За печатью следует печать!
Можно начать с самого начала
Горизонт неведомой дали,
Где возьму пятном ничтожно малым
Белые большие корабли.
Поменяю в тишине залива
Щебетанье утренних ветров.
Золотого света переливом...
Я готов, безудержно готов!
Или пусть стихия разобьётся.
И ревёт и воет от тоски.
Пусть однажды море назовётся,
Не порвётся парус на куски.
Страшно лишь угаснуть в серой пыли...

Я дарю миру
Мир дарит мне
Так мы играем
Играясь в игре

Расставлены фигуры
На шахматной доске,
Шедевры режиссуры,
Где каждый на крючке.

Король, с крестом и важный,
Но слаб и уязвим,
И может быть отважным
Лишь ферзь, что рядом с ним.

Передвигаясь сложно,
И конь, и офицер,
По шагу, осторожно,
На цель ведут прицел.

Расписаны все роли
В затейливой игре,
Под пристальным контролем,
На шахматном ковре.

Нас приучали с детства,
Игрок - почти мудрец,
Внушали с малолетства,
Нам матовый конец.

А как вписать системе
Нас в мировой...

Я приду к отделению связи*,
Я своими мозгами дойду,
И из «Грязи» в селение «Князи»
Телеграмму тебе отобью.

Я другую ласкаю подругу,
Я твой самый не преданый друг,
Мы полжизни топтались по кругу.
Это был не спасательный круг.

Ты была моей музой прилежной,
Ты пуд соли хотела делить.
Ты любила быть нужной и нежной
Не любила - совсем не любить.

Я приду к «Отделению Связи»,
Я твой адрес на сердце найду,
Мы с тобою уже не погрязнем
В не построенном нами быту.

Снег ложился на ресницы
Мягким пухом Синей птицы,
А потом слезою талой
Грустно капал со щеки...

Искромётное Начало...
Сердцу в теле места мало,
Тесно птицей в клетке биться,
Вырваться, разбить замки
И взлететь... да больно падать.
За кладбищенской оградой
От людского любопытства
Мощи схоронив души,
В горести своей топиться,
Улыбаясь маскам-лицам,
И свою былую радость
Воском под ноги крошить.

Счастья миг безумно малый,
Прикоснёшься – и не стало...

Не облако
лохматый пудель,
и дальше
разные
подобия...
На юге полдень тучи сгрудил
и зацепил за леса копия.

Он был на поводке у ветра
лохматый
белый
пудель облако.
Июль теплом делился щедро
и дивно лето было обликом.

Из дуновений и туманов,
что захотите, то и слепите.
Для эстетических гурманов
миг наслажденья в каждом трепете