Моно

Призвал Исаак Иакова
И сына благословил:
"Дщерь в жёны бери не всякую,
Желательно, по любви.

Из дочерей Ханаанских, сын,
Невест себе не веди.
Происхождение хамское
Не скроет размер груди.

В родную Месопотамию
Ты свой собирай рюкзак.
С Двуречия твоя мама мне
Досталась не просто так.

И хоть удалось родителей
Ей уговорить с трудом,
Два скромные долгожителя
Мы в благости с ней живём

Под сенью благословения,
Что передал мне отец,
Того...

…И уходя, ты скажешь: «А было весело!»
Я ухмыльнусь и вспомню прошедший год –
Мы рисовали счастье, а вышло месиво
Из неуклюжих ссор и смешных забот…

Значит, когда мы встретились, было холодно,
Ты под дождём скакала, забыв про зонт,
Я неуместно вставил:
- Вы очень молоды,
Но не топчите более мой газон!

Ты рассмеялась, мокрая, но прелестная:
- Значит для Вас я девочка, мон сеньор?
Но я скажу – Вы нравитесь мне… и места, эх,
Не нахожу себе я с недавних пор!..

Не ожидая, честно...

Понял царь, что не прожить впредь без проведенья.
Толкователей гноить - это ж преступленье.
Произволом Фараон озабочен очень:
«Будь Иосиф хоть Кобзон – на свободу срочно!»

Отворить пред ним засов, следует депеша.
И ответ уже готов: «Забирайте к лешим».
В зад спроваженный пинком из дверей темницы
Шёл Иосиф с узелком под надзор полиций.

Робу поменял малец на другую форму,
Патлы сбрил и во дворец двинул к Фараону.
Фараон его встречать сам навстречу вышел:
«Сны умеешь толковать - о...

Сколько зим мне осталось ещё пролистать?
Сколько туфель стоптать! Сколько выпить вина!
Врачевать, умирать и с больным воскресать,
Но не будем о грустном, спасибо княжна!
Пусть уходит галопом табун наших лет,
И последний скакун призаморен чуть-чуть,
То, что пули поют, это так – рикошет,
То, не лай гончих псов, а попытки взбрехнуть.
На ступнях белых кровь, не укусы совсем,
Это стигмы твои, мой Великий Господь!
Можно в злате прожить, а остаться ни с чем,
А хотелось бы души от зла...

«Лишь перейдёшь ты Иордана воды
И будешь слушать Иеговы глас,
Тебя поставят выше всех народы,
Левитов касту – выше прочих каст.

И снизойдёт на вас у стоек бара
Избранничества элитарный дух,
Не в смысле избранить, иль брать из тары,
А в смысле, круче быть иных братух.

Когда проявишь ты свою отвагу,
С небес услышав окрик Цоб-цобе!
Придут к тебе обещанные блага,
Исполнится их благость на тебе.

Благословен ты в городе и в поле.
Твой чрева плод благословен. Твой скот
Благословен и...

Люблю вот так, скаку на полном,
В карету праздника влететь,
Бокалы пенистым наполнив,
Взбодрить руки уставшей плеть.
Гасить пьянящим буден язвы,
Душой от болей оживать,
В том Храме призрачном и праздном,
Стихами купол расшивать!
Просить возничего прибавить,
Как бы волков почуяв близь,
Лететь к столетья переправе,
Чтоб колокольцы в такт зашлись!
Чтоб только ты, Мон Шер, напротив
Целила лаской синих глаз,
Где голос твой в хрустальном гроте,
Запястья пламенный атлас!
Люблю такие вот...

Жил-был монах – дон Периньон
В глухой провинции Шампани,
Вином, как музыкой пленён,
Писал кантату осязанью.
Творил с напитком чудеса,
Его бродить, играть заставив,
От чарки доброй воскресал,
Искал рецепт и Бога славил!
И как-то раз на Рождество,
Устав от подвигов гурманских,
Создал вино, как волшебство
И мы зовём его Шампанским!
Оно на праздничные дни
Стоит на столиках степенно,
Что бы потом зажечь огни
И подарить нам выстрел пенный!
Опять смотрю на пузырьки,
Последние секунды...

Им наплевать на всех великих:
Родена, Шиллера, Моне.
Для них – бездушных и безликих,
Важней наличность в портмоне.

1.Сидел на нарах Карл Гудериан,
Попавший в плен, под нашим Сталинградом,
Мы выдержали танковый таран,
Ломая клинья, окружая гадов.
2.Он братом был тому Гудериану,
Что под Москвой в сражениях увяз,
«Блицкриг» сорвав, зализывая раны,
Назад отполз, не выполнив приказ.
3.Не знаю как, какими уж судьбами,
Попал в барак к ворам и сволочам,
Где высший Дойч столкнулся с матом лбами
И эсперанто новым зазвучал.
4.Воры его за кореша признали,
Пришёлся немец, вообщем, ко двору,
Наколки сделать...

В доме голубого света
Струится тонкий дым востока;
Обитель спирита хард-рока
Между миров застряла где-то.
В ней притаились наважденья
Галлюцинаций Моны Лизы,
И демоны ломятся снизу,
А сверху — Ангел снисхожденья.

В эротику клавиатуры
Он погружает импульс пальцев
И вяжет грезы, как на пяльцах, —
Псалмы, молитвы, мантры, суры...
Летя сквозь бездны наслажденья,
Достигнув новой жизни утра,
Hammond взорвался перламутром
И погрузился вновь в забвенье.