Мертвецов

Накал страстей и жизни раны,
И кровоточащая ночь,
Из пьяных мыслей в безднах храма
Ушита праведная дочь.

Мазков небрежных очертанья
Из сумрака святых свечей
Рождают силуэт призванья
И отблеск девичьих очей.

Художник не хотел награды,
Рука его сама вела,
Не для людей, не для отрады,
Но для глухого мертвеца,
Что сам не вынырнул из Ада
И, покорёженный судьбой,
Захочет устранить преграды
И обрести в душе покой.

Он подойдёт, трясясь ногами,
Он поползёт к дороге грёз,
И...

В круглой башне он был заточён.
На больной спотыкался ноге.
Кардиналом он не был прощён.
Оскорбленьем – клеймо на руке.

Через год не смирился. С зарёй
прилетала голубка к нему,
посвист лился весёлый, родной,
речь понятна ему одному.

Каждой ночью подтачивал цепь.
Крепь держала надёжно стена.
А задремлет, является степь,
прошлогодней весной сожжена.

Кардинал приходил иногда:
постоит, ухмыльнётся, уйдёт.
Во дворе – то прибьют колдуна,
то – разбойник скребёт эшафот.

Время шло...

Сейчас я расскажу вам сказку,
Но не златую, а простую.
В ней я одену злую маску,
И всех героев заколдую.

Иду по лесу я степенно,
Тропой звериной я иду.
Но чувствую себя я скверно,-
Предчувствую и жду беду.

А тишина вокруг, как в склепе.
Я, как мертвец, в гробу лежу.
Вдруг слышу плач и чей-то лепет.
Вот я поближе подхожу.

И вот поляна предо мной,
А посреди – изба кривая.
На пне сидит старуха злая,
Весь свет на чем стоит ругает (матом).

От мерзких слов поднялся ветер,
И...

И тратил он деньги на шлюх,
но тлел в нём отчаянья дух,
как угли, дыхнёт ветерок,
и – в пламени каждый кусок.

И если заслонку прикрыть,
тогда начинает он выть.
Он воздуха просит у Тьмы,
холодного, в печку Зимы.

Пусть искры колючие, снег,
уже дотлевает твой век,
весёлые шлюхи вокруг,
а ты им – как пламенный Друг.

Всё ложь, всё обман, всё игра,
сегодня – уже не вчера.
И если взять уголь в ладонь,
заплещется боли огонь.

Пусть пудра и краски румян
скрывают сердечный изъян...

Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звёздный день Твой светлый Серафим
Громадный шар зажёг над мирозданьем.

И мертвецу с пылающим лицом
Он повелел блюсти свои законы,
Всё пробуждать живительным лучом,
Храня свой пыл столетий миллионы.

Нет, Ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный Серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Меж тем как я – добыча суеты,
Игралище её непостоянства, -
Во...

Жестокий мир, жестокие сердца!

В нём меры нет страданьям, и конца.
На Счастье эфемерные надежды
Плывут по небу, будто облака.

Плывут куда-то мимо... А пока -
Нам не сомкнуты смертью ещё вежды, -
Что нам (живым) стенанья мертвеца...

Безумный мир, безумные сердца...

Греховность не удержится нигде,
Ее сметет невидимая сила,
Но усмирить ли тленный мир в узде,
Так жаждущего бесконечно пира?
И пляшущего вновь на алтаре,
И Бога мертвецом провозглашая,
Безумный мир, в разврате и вражде,
Желающий себе земного рая!
Уж и костры, сам жертвенный огонь
Над каждым – Божьим Словом колыхает,
И Боль от Бога входит в каждый дом,
И Весть Святую Болью возвещает.
Уймись, Земля, Доколе торжество
В умах и Божье Слово закопало,
До той поры страдать тебе еще! –
Но...

Рассудок – трезвость, а любовь
подобна свету среди ночи.
Закрой же шторы, стисни очи,
ладонью прикрывая бровь.

Для сердца сей опасен свет.
Любовь сжигает, ровно пламя.
Любовь она – средь мрака знамя,
и тьме – решительный ответ.

Пройди же мимо, тенью, «нет»
скажи лучам любви и свету,
мой мрак – отец, его советы
я чту на ложе новых бед.

Средь чёрной ночи – страсть пуста.
Любви - пурпурные уста,
лобзают вновь иных, пьяня,
живее, только – не меня.

Пусть – бегство. Пусть...

Посадили, суки, в будку,
Привязали цепь на шею,
Мать не зря мне говорила,
Когда сиська была медом,
Не ходи ты к этим людям,
Что с них взять, двуногих гадов,
Ну а мы, щенки слепые,
Кто ж нас спросит, волков вшивых,
Только пендель рефлекторный –
Вам под хвост или в бочину?
Не до сказочек теперь,
Жизнь собачья – вечный подвиг.
Не забуду мать родную.


Ляпсус второй

Я выкидыш города – воробей,
Божья тварь на содержаньи подачек
С мусорных пастбищ.
Это мой город...

- "Вы трус, поручик, и к тому ж подлец.
Обратных не приму я уверений,
Вас на дуэль я вызываю в лес,
Где получу с вас удовлетворенье".

- "Я не пойду, не надо полотенц.
Вы от меня подобного не ждите.
Я ж трус, как вы сказали, и подлец,
Всё лучше чем мертвец иль небожитель.

А впрочем, если вам меня назвать
Ещё вруном, то слово джентельмена,
На Чёрной речке утром ровно в пять
К услугам вашим буду непременно".

Так мог сказать поручик иль драгун...
Увы, но гений не бывает лгун.
И...