Мертвенно-бледные

Больничные койки, бледные лица,
Хирурги в предвкушении хоть что-то "оттяпать"
Больные скучают, но всё же бодрятся,
Чтоб ночью,от всех незаметно поплакать.
Попав сюда раз, вдруг понимаешь,
Что жизнь там, "на воле", совсем ты не ценишь,
Но выйдя отсюда, об этом в раз забываешь,
И снова бежишь, незамечая собственной тени...

Пальцы холодные. Бледная кожа.
Сны расплескались по синим лугам.
Помнишь того, кто тебя уничтожил,
Дав вечную молодость назло врагам?
Помни его. Он тебе будет сниться,
пугать тишиной коридоров пустых.
Чёрная, страшная, вещая птица
болью напомнит потерянный штрих
лица, повенчавшего вечность с мгновеньем,
испепелившим душу твою.
Помни. Тебе не дано забвенья.
Помни, застыв у судьбы на краю,
изранив осколками прошлого руки,
вцепившись в видения прожитых лет,
помни движения, запахи...

Когда померкнет бледный луч заката,
И ночь неслышно ляжет на кровать,
Молитвой о тебе душа объята,
Стремлением увидеть и обнять.

Молюсь тебе, Прекрасная! Святая!
Зову тебя, терзаясь и любя,
А за окном родится день, светая,
Но я молюсь, надеясь и скорбя.

Приносит день сомнения, тревоги,
И забытье, и к встречам долгий путь,
Но снова память - суд мой тяжко-строгий,
Твоим молчаньем разрывает грудь.

Сны о тебе губительно-прекрасны,
Молюсь о новой встрече не напрасно.

Яков Есепкин

• «После издания книг Есепкина в США, России и Канаде сложно говорить об андеграундной статусности писателя. Между тем он по-прежнему строго дистанцируется от реалий современного литературного процесса и его фигурантов.»
Л. Осипов

Портреты юдиц с бледной цветью

Девятнадцатый фрагмент

Битых амфор остуду сведем
Цветью млечной, подвальные хлебы
С ядом вынесем, туне ль и ждем
Четверговок о небесех Гебы.

Кровоспелые вишни ядят
Гурмы юдиц, алкают белену,
За...

Ветер фонари качает,
На меня не обращает
Он вниманья вовсе, как всегда.
Я бессменно у подъезда
Вновь стою с большой надеждой,
Что откроешь дверь и скажешь: "Да!"

Вот и месяц появился,
Подмигнул и схоронился.
Полночь. Звёзды. Бледный свет в окне.
Ты сейчас сидишь, я знаю,
И письмо мое читаешь,
Вспоминая с грустью обо мне.

Ты прости, уж так случилось,
Что со мной не получилось,
Я надежд твоих не оправдал.
И напрасно вечерами
Под окном твоим часами
Терпеливо...

Отчего же так с вами легко и непросто, мадам?
Ваша радость снижается, словно стрела на излёте.
Я всё время боюсь, что, придумав предлог, вы уйдёте,
потому что не ровня я, свергнутой с облака, вам.
Вам не ровня никто и не станет вам ровней никто,
вы похожи на лук с тетивою натянутым нервом.
С беззащитностью детской души в воплощении первом,
целомудренной, злой и циничной её наготой.
Ваш румянец подделен. На мертвенно-бледном лице,
воспалённые, слишком небрежно закрашены губы.
И...

Весь русский мир — богатство духа!
Стихия вечного огня!
Как богомольная старуха,
Хранишь ты святость для меня.

Дневное солнце, ночи звёздность,
Луга стрекочут, совы спят,
Пшеничной девушкою колос
Бросает в небо тёплый взгляд.

Вчерашний день оставил свежесть,
Мерцает чистая вода.
Люблю тебя за боль и нежность,
Великорусская звезда!

* * *

Бродит Красавица-Русь по аллеям,
В шёлковом платье и в белой косынке.
Ивы и сосны от нежности млеют,
Ветром уносится шаль-паутинка...

Есть в белой скале возле моря
Глубокий, таинственный грот;
Там с ветром безудержно споря,
Волна о гранит белый бьет.

И утром от зорь розоватой
Становится эта скала,
И гоблинской тенью горбатой,
В тот час, как надвинется мгла.

Там камень огромный придвинут
Ко гроту, и тайной - печать,
И нынче над пляжем пустынным
Лишь жалобно чайкам кричать.

В том гроте, не стар и не молод,
Таинственный рыцарь лежит;
И щит деревянный расколот,
И плащ драгоценно расшит...

Бледная звезда
Загляни в окно,
Свет на серебро,
Тени на глаза.

Сонная звезда
Распишись огнем,
Свет на серебро,
Плачут образа.

Черная звезда,
Где твоя свеча,
Вьюга да печаль,
Серебро Христа.

Звездная хандра,
Бледная капель,
Вьюга да метель,
Мера ты моя.

Бледный вечер весны и задумчив и тих,
Зарумянен вечерней зарёю,
Грустно в окна глядит; и слагается стих,
И теснится мечта за мечтою.

Что-то грустно душе, что-то сердцу больней,
Иль взгрустнулося мне о бывалом?
Это май-баловник, это май-чародей
Веет свежим своим опахалом.

Там, за душной чертою столичных громад,
На степях светозарной природы,
Звонко птицы поют, и плывёт аромат,
И журчат сладкоструйные воды.

И дрожит под росою душистых полей
Бледный ландыш склонённым...