Мель

Антикварною мглою Мадрид
Фей унижет иль каморной сметью,
Цветит Асия мел для Ирид,
Писем тушь и равна междометью.

Где еще тьмы искать ледяных
Желтых розочек, вишнелавровых,
Па-де-баск танцовщиц площадных
Менестрелей пугает суровых.

Тень Мигеля в одесный Колон
Век летит и биется о мрамор,
И горят во незвездности лон
Мертвых дев свечи тягостных камор.


Четыреста восьмидесятый опус

Бледный воск мишурою златой
Увием, паки свечки тлеенны,
Се и розы полны темнотой,
И ваяния...

Пришел ноябрь, и первые морозы,
Сковали грязь и лужи тонким льдом,
Припорошили инеем березы,
И бомбою разбитый старый дом...

Разбитых пушек ржавые лафеты,
Сгоревшие останки от машин,
И черные деревьев силуэты,
Да стылый ветер иней ворошит...

Такая невеселая картина,
На много километров впереди,
Вороны даже каркают уныло,
Лишь снег на солнце яростно блестит...

Из двадцати осталось только десять,
Усталых и оборванных солдат,
Остановились у костра погреться,
Да...

Я один, сам в себе — мне так лучше,
Надоел миру я, а он мне ещё больше наскучил.
Ничего от него не хочу и не верю в удачу и случай,
Шумит ветер осенний, а в небе свинцовые тучи.

А во мне тишина, мир её не нарушишь,
Даже если ты воешь как волк ветром в уши.
Я закрыл своё «Я», затворил плотно душу,
Не суметь тебе сделать теперь, мне больнее и хуже.

Я тону в безразличии, я обезличен,
Не сули мне удачу, живу я отлично.
Не буди меня песней осеннею, птичьей,
Загнан я, был охотником...

Тускнеют краски, мёрзнут души
И осень листьями шуршит.
А я не бегаю по лужам
И сохраняю взрослый вид.

Я бородатый и солидный.
Весь день в заботах и делах.
И мне по-своему обидно,
Что только ночью в сладких снах

Могу на час вернуться в детство
И снова с осенью играть.
Но вдруг она шепнула: «Действуй!»
И вот глубокой лужи гладь

Покрылась волнами как море
И жёлтых листьев корабли
Рванулись плавать на просторе,
Но все застряли на мели.

И к изумлению прохожих
И к звонкой...

Как дела, наследники вождей?,
тупиковых, брендовых идей.
Так повелось, новая метла,
как всегда, по-новому мела.

Не жалела рядовых людей,
мясорубки не было больней.
Закусила "лошадь" удила,
с места сорвалась и понесла..
*******.
Выбор есть: ты пан или халдей
или жертва Паука* сетей.

Да, Царь - просто молодец,
Великий, главный наш отец!
Всё знает и умеет,
Богатств он не имеет!

Кто кроме него поможет,
Решит дела, всё сможет!
Не то, что остальные,
Незнайки и тупые.

Глупые и больные,
"Клоуны" простые,
"Артисты" все смешные,
Всё мелят языком!

Царь в СМИ нам всё расскажет,
Где надо, нам покажет,
И делать что, всем скажет,
Всех жуликов закажет!

Во всех вопросах царь мастак.
Не дай вам сделать, что не так.
Ох, он накажет вас тогда,
Смотрите бойтесь...

Рамки-диалоги,
Рамочный союз,
Рамочные боги,
Рамочный конфуз.

Рамочные спицы,
Рамочный круиз.
Рамочные лица,
Яр-мор-очн-ый блюз.

И под кучей рамок
Потеряв себя,
Суть - в самоогранок
За-ключ-ил любя.

Из любви к себе же
Рамки углядел,
К жизни страсть и-ТО-жа
Улыбался в мел.

Рамы, рамки рамочек
Кругосветных лил...
Отпускают бабочек
В лёгкость феи крыл.

...Рамки убеждения
Отпускают с пут
Мигами скольжения
В равновесье рук...

«Да, замечательно, серебряный кубок, кружева,
полевые ромашки, цикорий, подушки и сундуч-
ки, ещё из той жизни, степь да степь кругом, пе-
реворачивание листов в альбоме, зеркальные
отражения в твоём проёме, ещё и ты маленький
мальчик, ещё пока бессмертен, (и ты), зайчик....»


Ничего кроме, света в твоём проёме, тьмы, сме-
ха, в мозгу прореха, эхо навсегда, непрекращаю-
щееся никогда, от сердца к сердцу, нагло и со ст
еснением, прежде и сейчас и потом, брёвна па-
мяти, потом...

Ну, как не пойти?
Хэллоуин-пати!
Не Рио, но, кстати,
Почти!

Отделен, нелюдим, как башня,
Дом посреди пятиэтажек.
Сперва НИИ, потом архив,
Затем пошло - ни мёртв, ни жив:
Аренды - там бордель, тут офис,
И слухи каждый год о сносе.
Был за копейки снят этаж,
Чтоб на ночь замутить шабаш,
Не обесточенный, но верхний,
Народ халяве свято верен.
Гоняли клининг в хвост и в гриву.
Жми кнопку "сделать нам красиво"!

Из курток и пуховиков,
За исключеньем мужиков,
Повылезла
Бразилия...

Воспоминания… Воспоминания
о том, что было не со мной,
о том немыслимом страдании,
что называется войной.

Который раз во сне я вижу
картинку, словно наяву.
Несётся «Мессер». Ниже, ниже…
Младенец ползает по рву.
Он весь в пыли. Кудряшки серы.
На спинке – пепел, словно мел.
Глаза фашиста – изувера
глядят в расчерченный прицел.
Замри, малыш! Замри! Замри же!
С землёю слейся поскорей!
Несётся «Мессер». Ниже, ниже…
Ударил шквал очередей,
и вот над хрупким детским тельцем
взметнулся...