Медный

Учителю тех, кто знает, незримую модальность
невидимого мира, даже больше, мысли говоря-
щие глазам, о том, что и как нужно увидеть, сути
суть, сущность ощущений, блеска глянец, достиг
ли его упрямец? осознал забвений забытьё? чув-
ство чувств, (ё), вход в том месте, где нужно, му-
ти туман, натужно, кровоточивость рваных ран
души, груши, плоды, винограда грозди, гранат
рубиновый перелив, (да что вы бросьте), ртути
пламень, (как он игрив), свинца жар, грив, неп-
ойманных скакунов...

Златоуста златые уста на худом лице, чалма
и турецкие шаровары, дымящийся кальян, у
дивана, в лике, освещённом солнцем, приз-
наки аскетизма, силы и воли, где все его роли?
шута, благородного господина, палача, тряп-
ки, где? все его ухватки, хулящего и холящего,
времени лепесток, белого пиона, скок с места,
стояние на голове, плавные движения где?
дайши, падающего цветка сливы, где оливы?
стиль, плоды, образы, розы,падающие, бутоны,
где, твои нона? смеха смех, ссохшихся мыслей
стук...

Её дыхание – движенье облаков
над карими глазами Сан-Марино,
туман над дремлющей аркадой Альп,
ноктюрн адриатической лазури;
в нём, больше, чем могли вместить ладони
гиперборейских ветров и холмов.
Я чувствую скульптурный тонкий мрамор
её изогнутой спины
на кончиках своих озябших пальцев,
как чувствуют безумцы с мудрецами
крадущуюся смерть.
Она царит над возбуждением зрачка
последнего художника природы,
как сакуры опавшая листва,
несомая водой прозрачно-медной.
Её дыханье...

Отыграны аккорды летних дней,
И дирижер захлопнул партитуру,
А пьеса пожелтевших сентябрей
Уже прошла верховную цензуру.

Осенний ветер бубен достает,
На барабане мелкий дождь шаманит,
Вновь флейта собирает птиц в полет,
И скрипка расставаньем сердце ранит...

***

Приятен сердцу осени мотив!
Играет нам на дудочке Сентябрь,
На медном горне, листья позлатив,
Вдруг затрубит пришествие Октябрь...

Зачем ты его убил Вова, к кресту прибил и на мор-
оз, израиль лучше, снега нет, мысли гуще и не надо
плакать, принесение в жертву, так и мы ведь наверно
каждый убиваем в себе однажды, раскаиваясь, льём
слёзы, уча (учим других, как лучше) участь свободы,
иисуса варавву, любим, даруем ему жизнь, а сами мо-
лоток в руки, медные гвозди, принесём грозди, при-
думаем потом молитвы, раскаемся, ложью увиты,
из окна смотрим, на своих рук, дело, наблюдаем ум-
ело, линогравюру или зарисуем...

Переселенье душ...Кем был
я в прошлой жизни -
тараканом? Наполеоном, может быть?
Приметы прожитой судьбы
находишь в нынешней случайно.

Вот - тюбик краски. Почему
так запах масляный тревожит?
Летишь сквозь подсознанья тьму,
где средь венецианских лоджий
кого-то видишь у холста...

Вот - отзвук медного листа,
чеканщики куют посуду...
Как странен этот звук. Откуда
ты с ним знаком? Коварный Рим
жесток к своим мастеровым.

И оторопь берет, когда
услышишь птичий крик у моря
вокруг...

Он хотел с ней разделить ветер,
Юго – западный, что дул тогда,
И умело раставлял сети,
Но репьем вцепилась в них беда.

Он хотел с ней разделить море,
Что бурлило только для двоих,
Но пригоршней зачерпнул горе,
Шторм взметнулся пеной и затих.

Он задумал загасить пламя,
Что горело им на алтаре,
Да укрыли ангелы крылами,
Лишь погасла лампа в фонаре.

Поделить лозу бы винограда,
Что сплела ажуры за окном,
И построить новый дом надо,
Деревянный же пора на слом.

И сорвав с руки...

Сквозь седые глаза старика
опускается влажная ночь,
как горячий прилив
последних слёз;
в раковинах его морщин
плещется
солёное море чужих голосов,
далёких, как юные руки матери,
раскачивающие люльку с младенцем;
в чертополох его бороды
вплетены георгины
двадцати пяти тысяч восходов солнца.

Он стоит на ветру, чтобы смыть запах смерти
с медно-бледной сорочки кожи;
с хриплой гармошки прокуренных губ
он кладёт пожелтевшие листья дыханья
в конверт без обратного адреса,
и...

Гранатовым вином наполнены бокалы.
Витает над столом парижский аромат.
На матовом стекле зигзаг помады алой.
Застывшее прости - никто не виноват.

На красочном холсте след тонкий кракелюра,
И патина легла на медных волосах.
Весь мир сейчас для них под рампой абажура,
И в слышных им двои негромких голосах.

Застывшее прости под бархатом ресничным.
Застывшее прости запуталось в усах…
Любовь для них ина, не гланцевостранична:
Скреплен двоих союз в высоких небесах.

Но флирт судьбы...

говорят сместилась ось
подтолкнул вчерась небось
лось сохатый разгорбатый
или медною лопатой
деформировал олень
в день намедни и не лень