Медные трубы

Зачем ты его убил Вова, к кресту прибил и на мор-
оз, израиль лучше, снега нет, мысли гуще и не надо
плакать, принесение в жертву, так и мы ведь наверно
каждый убиваем в себе однажды, раскаиваясь, льём
слёзы, уча (учим других, как лучше) участь свободы,
иисуса варавву, любим, даруем ему жизнь, а сами мо-
лоток в руки, медные гвозди, принесём грозди, при-
думаем потом молитвы, раскаемся, ложью увиты,
из окна смотрим, на своих рук, дело, наблюдаем ум-
ело, линогравюру или зарисуем...

Переселенье душ...Кем был
я в прошлой жизни -
тараканом? Наполеоном, может быть?
Приметы прожитой судьбы
находишь в нынешней случайно.

Вот - тюбик краски. Почему
так запах масляный тревожит?
Летишь сквозь подсознанья тьму,
где средь венецианских лоджий
кого-то видишь у холста...

Вот - отзвук медного листа,
чеканщики куют посуду...
Как странен этот звук. Откуда
ты с ним знаком? Коварный Рим
жесток к своим мастеровым.

И оторопь берет, когда
услышишь птичий крик у моря
вокруг...

Он хотел с ней разделить ветер,
Юго – западный, что дул тогда,
И умело раставлял сети,
Но репьем вцепилась в них беда.

Он хотел с ней разделить море,
Что бурлило только для двоих,
Но пригоршней зачерпнул горе,
Шторм взметнулся пеной и затих.

Он задумал загасить пламя,
Что горело им на алтаре,
Да укрыли ангелы крылами,
Лишь погасла лампа в фонаре.

Поделить лозу бы винограда,
Что сплела ажуры за окном,
И построить новый дом надо,
Деревянный же пора на слом.

И сорвав с руки...

Сквозь седые глаза старика
опускается влажная ночь,
как горячий прилив
последних слёз;
в раковинах его морщин
плещется
солёное море чужих голосов,
далёких, как юные руки матери,
раскачивающие люльку с младенцем;
в чертополох его бороды
вплетены георгины
двадцати пяти тысяч восходов солнца.

Он стоит на ветру, чтобы смыть запах смерти
с медно-бледной сорочки кожи;
с хриплой гармошки прокуренных губ
он кладёт пожелтевшие листья дыханья
в конверт без обратного адреса,
и...

в сугроб лица
падает медленный свет,
натягивающий венозную плоть заката
на косный скелет горизонта

за барными стойками доминошных столов
разливают
рябину на коньяке,
и закусывают
лимонными дольками солнца

с оголённых, как лёд, проводов
свисает запад
нежно-свинцовой прохладой

медный цветок облака
струится ржавой пыльцой,
питая свой призрачный корень
алкоголем вечернего воздуха,
словно десертным ядом

в глазах подъездных лампочек
отражается завтрашнее похмелье...

На краю стоять опасно
Взгляд...и пропасть впереди.
Осень. Тучи. Холст и масло,
Медный крестик на груди.
Зарисовка под конвоем
Окружающей тоски:
Взмах — деревья желтым гноем,
Тучи — серым, как мозги.
Бьет по нервам вероятность
Оступиться и упасть;
Небо тянет предзакатность,
Горизонт разинул пасть...

Но мазки кладутся ровно,
Мир под кистью осязаем!
На краю рисуешь, словно
Проникаешь в жизнь за краем...

Гранатовым вином наполнены бокалы.
Витает над столом парижский аромат.
На матовом стекле зигзаг помады алой.
Застывшее прости - никто не виноват.

На красочном холсте след тонкий кракелюра,
И патина легла на медных волосах.
Весь мир сейчас для них под рампой абажура,
И в слышных им двои негромких голосах.

Застывшее прости под бархатом ресничным.
Застывшее прости запуталось в усах…
Любовь для них ина, не гланцевостранична:
Скреплен двоих союз в высоких небесах.

Но флирт судьбы...

говорят сместилась ось
подтолкнул вчерась небось
лось сохатый разгорбатый
или медною лопатой
деформировал олень
в день намедни и не лень

Меня спросили, что за дива
Шла под руку неторопливо
С тобой, мурлыкая игриво?
А день был чудным, ё-моё...
И хоть в душе играла скрипка,
Ныряла золотая рыбка, -
Кота Чеширского улыбка
Сползла до самых ришельё.
Ее с восторгом обсуждали
И от меня того же ждали.
Хоть пчелки весело жужжали
И фаленопсисы цвели, -
Мне захотелось провалиться,
В Тартаре тихо раствориться
И медным тазиком накрыться,
На миг пропав с лица Земли.
И чтоб забить два лишних клина,
добавили: "Какой мужчина...

В глуши - осенние леса,
деревья ветками качают.
На них, могучая листва,
огнями красными пылает.

А дали в сини утопают.
Затих в дубравах, ветра, свист.
Под елью, весело мечтает,
багряно-красный боровик.

Всё величавей, всё острей,
горят оранжевые зори.
Смывает осень, краски дней,
дождями медными, в безмолвье.

Уже, остылая земля,
в предощущение мороза.
В нем, откровенность, обретя,
воспета гордая природа.