Машина

Царский двор, гулкий стук каблуков...
Стук клинков и шуршанье плащей...
Слышен шепот придворных в углах..
Смех шутов и рычанье зверей...

Неподвижен охранников взгляд...
Кардинал промелькнул, словно тень...
У царя прожурчал телефон...
Но ему поднимать его лень...

За стенами дворца стон машин...
И задумчив правителя взгляд...
Он на красное место глядит...
Где бы виселиц выстроить ряд..

Мало платят бояре налог...
А у черни пустой кошелёк...
Козни в Англии строят враги...
Да не...

Снова полночь прозвучала любопытною кукушкой.
Я не сплю, сижу привычно у стола, с любимой кружкой.
Чай зелёный согревает охлаждение разлукой.
Мысли морок застилает, утомительно, до скуки.

Ревность тупо бьёт по нервам и сдирает клочья кожи.
Тени рвутся из-за шторы, и на стенах строят рожи.
Шум машин всё реже, реже. Фонари в окно стучатся.
Мне б уснуть хоть ненадолго, чтобы с глупостью расстаться.

Вновь кукушка прокричала о своей пленённой доле.
Может, это и не худо – стать свободной...

Закрою двери на ключ,
Я из тепла выйдя в холод.
А ветер резкий колюч,
А день ещё совсем молод.

Иду — спешу как всегда,
Я так привык жить — бегом.
А по ночам холода,
Замёрз, остыл за ночь дом.

Подняв пальто воротник,
Прошёл у дома прохожий.
Замёрз он, сьёжился, сник:
Не любит холод он тоже.

Стекло машины во льду,
В салоне холодно очень.
Мотор её заведу,
И день начнётся рабочий.

Мчит жизни поезд сквозь будни,
Не может их обогнуть.
В них растворившись, забудем,
Куда же...

Когда я на машине мимо
Проезжала,
Берёзовая роща в гости
Приглашала…

Но много лет я приглашение
Отвергала…
Ведь город звал, себя ему я
Отдавала…

СЕГОдня приняла я
Приглашение…
Остановилась, сказала: «STOP!»-
Решение.

Берёзки с небом голубым меня
Встречали…
Своей чарующей мелодией
Ласкали…

Берёзки, как ребёнок,
Обнимала…
Им пела песни, танцевала ,
Ликовала…

И солнышко со мною
Пело…
Лучами тёплыми сердечко мне
Согрело…

Когда прощалась и домой я
Уходила...

В Питере – минус двадцать,
Нет более жалкой картины,
Тропинки вместо проспектов,
Иней покрыл витрины.

Сугробы, как бастионы,
Сковали края обочин,
Город песком засыпан
И солью, в покрове ночи.

Брошенные машины,
Проглоченные метелью,
В снежном плену томятся
И ждут за неделей – неделю.

Единственный, кто возьмется
Город убрать от снега,
В апреле к нам возвратится,
Где бы теперь он ни был.

Ветер с севера рванул отчаянно,
Тучи серые, разорвал он клочьями.
Ветки птицами закружились черными,
заплясали деревья, с вьюгой неистовой.

С неба снег повалил в изобилии,
В тонкий лед, как стекло превращается.
И машины сползают в обочину,
застывая в плену, у метелицы.

Вихрь снежный, стал белым облаком.
Вроде еду... А вроде стою...
Я молюсь и прошу у Господа,
- Дай мне Боже, милость твою

Я устал, только мне не по силам,
Изменить в мире всё как хочу.
И я облаком белым над миром,
Словно в детстве, во сне полечу.

В небо синее, прочь от бетона и стали,
Прочь от шума людей и машин.
В голубые, бездонные дали,
Чтоб растаять туманом как дым.

Только тяжесть ошибок вниз тянет,
Не давая мне в небе летать.
А оно, синевой в себя манит,
Близко, но мне его достать.

Без меня облака в нём плывите,
А меня Земля держит собой.
Жизнь дойду, вы меня подождите,
Я ещё возвращусь к...

Человек спотыкается, падает — больно!
Напрямую он шёл, торопился, срезая углы.
И на этой дороге — неверной, окольной,
Лежал камень, он раньше был частью скалы.

Точно так же срезая углы, другой вёз на машине,
Камень, но потерял его, даже не зная о том.
Говорят, в жизни всё, что случилось имеет причины,
И есть замысел Божий везде и во всём.

И что всё, что случилось — не зря и не надо роптать!
И никто не виновен, принять мы должны всё как есть.
А раз так — значит можно углы нам...

Матовым тлением фонарей на морщинистой плоти обочин
рассеяна память погасшего дня. Солнце (спокойствием суфия)
сходит в могильную стужу, принимая пурпурно-лиловую смерть
от руки привратника ночи.
Стекла машины расшиты дождливым пухом,
глотающим теплую гниль мартовских ветров.
Рубиновый след
горизонта плывет в летаргических водах.
На кончиках пальцев
огненный лед и бархатный холод.

В чаще весеннего, раннего леса
За отголоском домов и машин
Слезет шагреневой кожей завеса
У окаян-покаянных глубин

И здесь мне родиться и здесь умереть
Здесь мне молиться и онеметь
Тут под вершинами елей и сосен
Только пойму что покинул, бросил

И станет звенеть высотой тишина
Будет болеть и проситься душа
Пока со слезой отпустить не смогу
Сердцем натянутую тетиву

В чаще весеннего, раннего леса
Словно бы жажду свою утолить
Губами прильнув у края надреза
Берёзовой крови стану...