Марина Морская

Запрячу печаль и усталость
И горе подушкой прижму.
А что же останется? - Жалость
К тебе и к себе, ко всему.
Останутся книжные полки,
Стихи и великая тень.
А главное - память о долге.
И радостный вопль кофемолки
Откроет мой завтрашний день.

В том полусне, в июльском забытьи,
Короткой ночью посредине лета,
Я для себя найду источник света -
Ладони приоткрытые твои.
Чернильная безветренная ночь,
Шуршанье волн, твое прикосновенье,
Но смутное возникнет подозренье,
И, сомневаясь, я отпряну прочь.
Тревожит что-то в облике твоем.
Ты в темноте поймай меня за локоть.
Прибой начнет сильней вздыхать и охать,
Когда мы осторожно поплывем.
Потом мы сядем рядом, согреваясь.
Я от халата нитку оторву,
И, наконец, ни в чем не сомневаясь...

Снова ветер в голове,
Снова легкая походка...
А в Москве, в Москве, в Москве
Ленинградская погодка.
Мокрым воздухом дышу
И, как старая шарманка,
Целый день произношу:
Невский, Марсово, Фонтанка.
Ты живой. Живой. Живой!
Боже мой, какое счастье...
Ленинградское ненастье
Над Москвой, Москвой, Москвой.

От холода и сырости устав,
Держаться за промокший твой рукав
И ставить ногу в детском башмаке
Неведомо куда при каждом шаге.
Бездомный лист, отяжелев от влаги,
Прижился на твоем воротнике.
Фонарь над головой или звезда?
А под ногами хлюпает вода,
И нет границы между тьмой и светом.
Держаться за промокший твой рукав,
И отказаться от насущных прав,
И быть счастливой, и не знать об этом...

Спасибо тебе, дорогой,
За то, что ты вышел навстречу,
За то, что увижу с тобой
Всё то, что одна не замечу.
Спасибо за то, что узнал
И строчку мою, и заколку.
Еще за вечерний вокзал,
Еще за вагонную полку,
За то, что теперь я смогу
Поладить с твоею судьбою.
Но я не останусь в долгу
Пред совестью и пред тобою.
Ты стул свой придвинешь к огню,
Закроешь и окна, и двери
В тот час, когда я заслоню
Тебя от последней потери.

Сто мелодий сплетутся в одну,

Отлетев от оркестра и хора,

И обрушит на мир тишину

Повелительный жест дирижера,

Чтоб, задетый полночным огнем,

Мир очнулся, спокоен и светел,

Чтоб за темным и дальним окном

Кто-то ангела в небе заметил

И, смиряя дыханье, следил

Так доверчиво, нежно и чутко

За согласьем небесных светил

И согласьем души и рассудка.

Приговорен к пожизненной любви,
Но обреченность тщательно скрывает.
Читает, пишет, говорит с людьми,
С календаря листочки отрывает,
Не отрекается, не ждет конца,
Вдыхает душный воздух темных комнат,
Храня черты угасшего лица,
Которое давно никто не помнит.

Между нами, между вами,
Ни страшна, ни хороша,
Ходит легкими шагами
Безутешная душа.
Все оставит в этом мире,
Ничего не унесет,
Монолог в пустой квартире
Невпопад произнесет.
Вся застынет в ожиданье:
Скоро ночь, и ей опять
Умирать от состраданья
И наутро воскресать.
Как черты ее тревожны!
Тает, гаснет на ходу.
Люди, будьте осторожны
С побывавшими в аду.
Вот она - взгляните сами:
В окантовке золотой
Смотрит грозными глазами
Католической святой.

Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь.
Целую Вас — через сотни
Разъединяющих верст.

Я знаю, наш дар — неравен,
Мой голос впервые — тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!

На страшный полет крещу Вас:
Лети, молодой орел!
Ты солнце стерпел, не щурясь,
Юный ли взгляд мой тяжел?

Нежней и бесповоротней
Никто не глядел Вам вслед…
Целую Вас — через сотни
Разъединяющих лет.

Автор: Марина Рямбова-Ефименко

Моя любимая бабуля,
Как сердце рвётся от тоски
Обнять тебя не в силах боле
А очень хочется...
Прости....

Я так за много благодарна,
Что мне всего не перечесть.
Я буду помнить тебя, правда,
И в сердце памяти беречь.

Ты мне всегда была опорой.
Любила меня просто так.
Твоих звонков не слышу боле.
Но в сердце блеск усталых глаз.

Я помню наши разговоры,
Твои советы, взгляд, слова.
Не слышать мне теперь их боле!
Как жаль, что жизнь у всех одна...