Марина-джан

Дорога в ад, дорога в рай -
Но все они ведут к разлуке.
Я над тобой раскину руки:
Не умирай! Не умирай!
Пока мы оба на земле,
Меж нами протянулись нити.
Гудите, провода, звените
На солнце и в осенней мгле!
Пока мы живы - я и ты,
Нам проводами служат нервы.
Но знаю я, что кто-то первый
Дойдет до роковой черты.
Тогда другому суждено
Прождать письма до самой смерти,
Но в распечатанном конверте
К чужим рукам прильнет оно.
Дорога в рай, дорога в ад,
Но нет еще путей оттуда,
И я...

Не просила и не вымогала,
Не искала лучшего житья.
Но ни разу мне не помогала
Стойкость пресловутая моя.
Ненадежен домик на песке.
Мерзну на жестоком сквозняке.
А всего - как мало было надо:
Мелкий дождь, высокая ограда
Темного Михайловского сада,
Тихое дыханье на щеке.

А это имя, только назови, -
Торопится тяжелый след оставить.
Услужливо подсовывает память
Примеры неудавшейся любви,
Не собственной, чужой.
Но все равно
Ни днем, ни ночью нет от них покоя.
За что мне наказание такое,
На сколько лет мне послано оно?
Один не выдержал, другой не перенес,
Рехнулся третий - нет конца заботам.
И я сама играю, как по нотам,
Спектакль из слов, улыбочек и слез.

Лето. Солнце. Тучи пыли.
Пересохшая река.
Вас когда-нибудь любили
Просто так, издалека?
Вам когда-нибудь писали
Письма на черновике?
Вам когда-нибудь гадали
По натруженной руке?
И, уткнувшись в Вашу руку,
В доброту и духоту,
Говорили, что разлуку
Пережить невмоготу?
И потом, скрывая слезы,
Прибегали к Вам опять?
...А подобные вопросы
Рисковали задавать?

Довольно плакать и метаться -
Действительность опять права.
Не будет длинных медитаций,
А будут легкие слова,
Вполне естественные речи
О долге, праве и любви,
Мои согревшиеся плечи
И губы теплые твои.
На фоне этой благодати,
Не вписываясь в наш роман,
Как будут выглядеть некстати
Билет, пальто и чемодан!

Как в тишине возникший звук,
Меня дразнило это имя,
Когда губами ледяными
Его произносила вслух.
И оказалось, что жива
И будет жить во мне отрада
Искать и находить слова.
Невдалеке текла Нева,
И светлой осени отрада -
С ветвей Михайловского сада
На плечи сыпалась листва...

Повествование старо:
Короткий день, сырой и жалкий.
Качалось тощее перо
На шляпе у петербуржанки.
Она по лужам напрямик
Спешила шаткою походкой
И поднимала воротник,
И кашель отдавал чахоткой.
Промозглый город без огней
Скрывал последние обиды.
Надменно высились над ней
Холеные кариатиды.
Я выпрямлялась им под стать,
Мешала ботиками слякоть,
Чтоб через сотню лет понять,
Что не имеет смысла плакать.
Несчастная любовь - пустяк!
Бывают пострашнее муки.
О господи, какой сквозняк...

Запрячу печаль и усталость
И горе подушкой прижму.
А что же останется? - Жалость
К тебе и к себе, ко всему.
Останутся книжные полки,
Стихи и великая тень.
А главное - память о долге.
И радостный вопль кофемолки
Откроет мой завтрашний день.

В том полусне, в июльском забытьи,
Короткой ночью посредине лета,
Я для себя найду источник света -
Ладони приоткрытые твои.
Чернильная безветренная ночь,
Шуршанье волн, твое прикосновенье,
Но смутное возникнет подозренье,
И, сомневаясь, я отпряну прочь.
Тревожит что-то в облике твоем.
Ты в темноте поймай меня за локоть.
Прибой начнет сильней вздыхать и охать,
Когда мы осторожно поплывем.
Потом мы сядем рядом, согреваясь.
Я от халата нитку оторву,
И, наконец, ни в чем не сомневаясь...

Снова ветер в голове,
Снова легкая походка...
А в Москве, в Москве, в Москве
Ленинградская погодка.
Мокрым воздухом дышу
И, как старая шарманка,
Целый день произношу:
Невский, Марсово, Фонтанка.
Ты живой. Живой. Живой!
Боже мой, какое счастье...
Ленинградское ненастье
Над Москвой, Москвой, Москвой.