Марианский

Если б любовь могла говорить (со знанием дела,
с упорством ржавых гвоздей последних инстанций),
объясняя саму себя,
выдавая все карты и масти –
я предпочел бы остаться глухим,
я предпочел бы быть верным себе –
мешая золу и серебро,
играя осенний джаз в проулках темного сердца,
импровизируя в нервных апрельских темах,
нелепо, неровно, неверно, не к месту,
с искренним чувством морской волны,
багряной вечерним гранатом,
с трепетом влажной ладони утреннего тумана
в пластике воздуха...

Но - однажды -
ощутив марианский провал живота -
ты не сможешь ее не узнать -
это та -
уже и не жданная, - с которой -
не видя ее - говорил -
обнимал, прислушивался к дыханию,
о своем твердил,
ссорился, ждал примирений,
обдавал холодом, грел,
открывал в ней все больше,
брал, отдавал, старел,
выводил быстроглазых, крикливых,
быть может, двоих - троих,
и - когда-то - почувствовав ее пальцы -
с благодарностью - стих.

В глубине Лох-Несса водится
Чудо, что иных чудней.
Кем оно тебе приходится,
До сих пор неясно мне.

Моё чудище капризное,
Как тебя ни назови,
Птичкой, рыбкою - не выразить
Глубину моей любви.

Мне она Всевышним дадена,
Чтоб не гнить на берегу.
С Марианской только впадиной
Я сравнить тебя могу,

Где глубоководной рыбиной
Я лежу без выходных,
И до чёртиков обрыдло мне
Мелководье дел иных.

Наверху всё каракатицей
Видится сквозь толщу вод.
Ты моя среда и Пятница,
Растворённый...

Когда-то у меня были крылья, да, я точно помню, как опираясь на воздух,
раскуренный сахарной черемухой, несся беглой искрящейся музыкой
сквозь рябиновую кровь солнца и набухающие гроздья садов –
словно ожившие пассажи Рахманинова, словно магия тонов с картин Тёрнера –
они были вырезаны ветром пунцовых роз и приставлены невесомой прозрачной ношей
за моей спиной, а потом, спрятаны от меня, пока я не научусь
страдать и любить, как в последний раз, пока любовь –
не станет единственной...

В мягкой тёплой ямке над ключицей
бед моих зачин и исцеленье…
Мне декабрь дал снегопредставленье -
дал понять, что больше не случится
ничего ни холодней, ни мельче,
чем на рукаве снежинок руны.
И несут метельные буруны
снег на снег, как будто жребий мечут.
Хвойный лапник не пускает корни,
отмирая, сбрасывает иглы.
Как по-детски мы играем в игры -
золотые ёлочные кони
вдохновенно скачут,
их аллюры,
к сожаленью, сдерживает нитка…
Рождество прошло, и ёлка сникла.
На стекле мороза...