Лоск

Кудрявая малышка в кружевах,
в глазах твоих не отразилось небо,
но вспыхнет луч, на миг полёт прервав,
щеки коснувшись, что подобна снегу.
Незрима далей моря синева,
но ветер тихий, на губах играя,
тебе нашепчет, в унисон — листва,
ты — как и раньше, ты — почти живая...
Тяжелый мрамор волею творца
стал легче пуха видом, мягче воска,
лик твой, рожденный взмахами резца,
исполнен нежности, лишенный лоска,
влечёт как встарь. Немое торжество
твоей невинности...

Предрассветный пар струится под одеяло,
Туманно-лазурная ткань легкой дымкой спадает с плеч,
Обнажив бриллиантовой свежестью течение твоего полусна,
Это я, играя листвой нежных прикосновений,
Собираю росистую влагу,
Остатки жемчужных бусин вчерашнего вечера,
Последние капли небесного серебра
В хлопок твоих волос вплетенного.
Утро крадется хищным притоком жизни,
Пресным дождем, зашитым в черствую медь водостоков,
Не расплескать, не свернуть, не уйти в грунтовые воды,
Асфальтовый плен...

Ещё один иллюзион
Распался в прах с рассветом.
Далёкий плачущий клаксон
Сыграл прощанье с ретро.

Любимый нежно лицедей
В судьбе оставил росчерк,
И, сбросив маску у дверей,
Дохнул притворства лоском.

Летучей мышью по мечте
Мелькнула тень прозренья,
Наивность чувства в наготе
Согнул поток смущенья.

Театр теней отыграл
Последний фарс в сезоне.
Мой ум немыслимо устал
Искать проход в загоне.

На наши игры давно не смотрят бессмертные боги Олимпа.
Холодный голос
бьется в стальных проводах мелодией утерянной ночи цвет-
ных карнавалов
древних. Магия теряет пространство воздействия снов.
Сухие числа
скользят по тоннелям и направлениям каменных изва-
яний судьбы.
Мое пьяное исповедальное искореженное слово прав-
дивее сотни
учебных пособий истины благополучной жизни, ис-
тины благо-
получной смерти с клеймом продолжения рода. Вещи
портятся
вкусом, когда вкус наводнен...

Посадили, суки, в будку,
Привязали цепь на шею,
Мать не зря мне говорила,
Когда сиська была медом,
Не ходи ты к этим людям,
Что с них взять, двуногих гадов,
Ну а мы, щенки слепые,
Кто ж нас спросит, волков вшивых,
Только пендель рефлекторный –
Вам под хвост или в бочину?
Не до сказочек теперь,
Жизнь собачья – вечный подвиг.
Не забуду мать родную.


Ляпсус второй

Я выкидыш города – воробей,
Божья тварь на содержаньи подачек
С мусорных пастбищ.
Это мой город...

Пыль H2O лакирует антик асфальта –
фон осенних реликтов
в преддверии зимней ангины.
Эпилептический свет
серой масса залит
в окна – блок питания сонных глаз.
Ветвистая тина
обмякла фрактальными зарисовками.
Еще один пласт
годичного круга,
еще одно ожидание
новогоднего лоска
стало,
приевшись,
на несколько граммов пошлее.
Свиданье –
не пляшет нервными струнами роскоши,
прощанье –
циничней, и прошлое,
прекрасно, лишь тем, что оно истекло.
Молчание птиц – это ль не повод...

Вот рыжий кот по имени Чубайс,
Походкой валкой и ленивой,
Проходит осторожно мимо нас,
Взгляд устремив вперед блудливый.

О, рыжий кот, звериная душа!
Твои повадки мне знакомы.
Так милый мой уходит, не спеша,
Приманкой новою влекомый.

А я, как яблоко, к его ногам
Упасть готова, я страдаю.
А он уже ушел, и где-то там,
Он жертву приглядел, я знаю.

Он так же, как и мне, ей про любовь
Расскажет ярко и красиво...
Что он несчастен, робок, одинок,
Лишь с нею был бы он счастливым...

Надменные,пустые люди
Кичатся важностью своей…
И мнят себя едва ль не Богом
Вдруг снизошедшим до людей.

Они кривляясь как мартышки
Друг перед другом напоказ
Стремятся к «лакшери», «кутюру»,
К тому что лоском слепит глаз..

Едва ль переборов в себе желанье
Припасть в поклоне к их ногам
И как в молитве к небу воздевая руки
Воскликнуть буд-то бы Богам:

«Какое счастье быть в сиянии
Всех ваших страз и жемчугов!!!
И пусть лишь миг я находился
Рядом с Вами, благоговейностью дыша...

Ой, Боже ж ты мой, ну я просто кайфую!
По улице лебедем выплыву белым,
Улыбка направо, взгляд томный – налево…
Все бабы, как бабы, а я - Королева!
И пусть я совсем не модельного роста,
Характер порою - не для слабонервных,
Но все же во мне столько шика и лоска!
Все бабы, как бабы, а я - Супер Стерва!
И пусть все проблемы к чертям всяким сгинут,
А бывшие делают пусть харакири!
А я так решила: сейчас и отныне:
Все бабы, как бабы, а я-то Богиня!

Фарфор зимы разбит в болотный сумрак весенних трав с оливковых дорог.
Во мне метель скучает белым полем, во мне граненый иней рвется в блеск,
и теплый шум оживших парков режет слух. Как же далек
от глаз подснежник солнца (расплавленный в окрестности
журчащих переулков), и, как кристальный север
свеж звездой пустынной. Мне не хватает грозового сна
холмов хрустящих в ледяном восходе, следов химеры
снежной на стекле. Фарфор зимы впитала, лишь луна,
и ей мои молитвенные ласки, и ей, ночной...